Жити и нежити

О чём-то спросить? Да, мне многое хотелось бы у тебя спросить, дружище. У тебя, многомудрого и древнейшего. У тебя, кто видит будущее и читает в душах. Среди нежитей говорят, что если кто-то и приблизился к постижению истинной природы вещей, так это ты. Так может, ты знаешь, что со мной происходит? Что происходит с нами – со мной и Яром. Ответь мне, скажи, предскажи! Погадай на кофейной гуще, брось кости, приоткрой завесу будущего – что будет с нами? Со мной и Яром. С Ёмом – и со мной. Если есть у нас какое-то будущее. Если может быть – у нас – хоть какое-то будущее…

– Как узнать избранного? – спрашиваю я и сама себе поражаюсь: вопрос слетел с языка помимо воли. Я не думала об этом. Или мне казалось, что не думала. – Есть ли признаки?

Александр улыбается. Я уже уверена, что спросила ерунду. Я и не жду ответа.

– Есть, – говорит он. – Они давно известны и даже собраны в одном тексте.

Я молчу. Смотрю на него во все глаза. Я не верю тому, что слышат мои уши. Александр ухмыляется.

– Где можно увидеть этот текст? – спрашиваю, и он ухмыляется снова. Наверное, думает, что я представила себе манускрипт в сыром подземелье. Но я ничего не представила. Я ещё не могу ничего представить.

– Это «Дао дэ цзин».

– Почему ты так решил?

– Я знаю. «Дао дэ цзин» написан житью. Точнее, он был написан житью и её человеком. Это руководство. Чтобы узнать друг друга.

Я молчу. Я не могу ничего сказать на это. Житью и её человеком. Значит, всё, что передаётся изустно, во что верит нежить, что нас держит и спасает – правда. Мне становится холодно, как будто я стою над обрывом.

– Лао-цзы был уроженцем уезда Ку в царстве Чу, носил фамилию Ли и был главным хранителем архива государства Чжоу. О его жити известно, что она пришла из западных земель и носила имя И. После того как было записано учение о дао и дэ, они вдвоём удалились туда же; о дальнейшей судьбе их ничего не известно, – говорит Сократ, словно читает. – Можно сказать, что это единственный доподлинный случай совместного освобождения. Если другие и были, после них не осталось никаких свидетельств: ни письменных, ни устных. «Дао дэ цзин» переписывалось и дополнялось поколениями и поколениями людей. Но за всеми исправлениями до сих пор можно различить ядро – учение об освобождении от собственной природы.

– Для нежити? – уточняю я.

– Для жити. Для жити и человека. Для избранных.

От столика, где сидят подростки, слышится шум. Женя быстро оборачивается и шепотом говорит:

– Сашенька, милый, тебе не кажется, что ты немного отвлёкся?

– Да. Извини. Мне надо работать. – Он опускает глаза к монитору и вот уже остервенело стучит по клавиатуре. Женя ёрзает, вполоборота следит за молодыми людьми, а те пошумели и снова стихли.

– Что он делает? – спрашиваю я, кивая на Александра.

– Всё то же, – откликается Женя. – Занимается спасением человека. По две попытки самоубийства в неделю.

– Я всё слышу, – говорит Александр сквозь сжатые зубы.

– Слушай-слушай. О твоих же подвигах буду вещать. Например, – начинает Женя, как хорошую историю, – как-то раз во всём доме отключается вода. Вся – и горячая, и холодная. Как раз в тот вечер, когда наша Несмеяна возжелала утопиться.

– В ванной, что ли?

– Ага. Дело-то – весна. А она холода не любит. Кроме того, для верности решено было порезать себе вены. Представляешь, красота: ванна, кровища. Лежит, белая, как мрамор. Этакий Марат.

– Фу, – морщусь я.

– Ты не понимаешь современного искусства, – смеётся Женя добрым смехом. – А в другой раз компания положила всенепременно отравиться. Но так, чтобы никто не узнал. Чтобы некому было в «скорую» сообщить.

– И что?

– Как что? Как раз в тот день дом – базар-вокзал. Мама с папой не идут на работу. У младшего брата в саду карантин. Тут ещё прибегает тётя Люся со сломанным тостером, папин приятель, соседка по даче. Одним словом, наша Офелия весь день на глазах, не уединишься. А всему виной Саша.

– А на следующий день?

– А на следующий день уже нет смысла. В том-то и суть.

– А у других получилось?

– У каких других?

– Ну, у других, из клуба?

– А, не знаю. У Саши спроси.

– Четыре человека из пяти наглотались. Троих откачали. Одного только не спасли, – не отвлекаясь, выдаёт тот.

Мы замолкаем. Я исподтишка оборачиваюсь на подростков. Девочку среди них узнать с первого взгляда не удаётся. Александр щёлкает клавишами на предельной скорости. Аж вспотел.

– А что сейчас? – спрашиваю Женю шёпотом.

– Эти обалдуи решили спрыгнуть.

– Да? Ну, я думаю, это решаемо.

– Так-то оно так. Но в этот раз они хотят подстраховаться. Вон видишь того чувака? В чёрной футболке. Он даёт им отраву.

Я вглядываюсь в подростков внимательней. И наконец понимаю, что вон тот бледнолицый мальчик – на самом деле слишком худая девочка, та, ради кого Александр так старается. Та самая. Почему?

– Яд надо принять в шесть утра, стоя на балконе. И даже если что-то помешает, даже если балкон заколотят – смерть обеспечена.

Группа зашевелилась. Стало ясно, что они готовы разойтись.

– Са-аш, – заволновалась Женя. – Как там у тебя?