Жити и нежити

В вагоне ночной электрички было грязно, гадко и пусто. Одиноко покачивался в другом конце полный мужик, нервно оглядывался время от времени, особенно на остановках. Я на него не обращала внимания: опасности он не представлял, сам был на нервах, видно, обычно не ездил так поздно. Ехала, завесив лицо косами, отрешившись от мира, ни дать ни взять, подросток в пору взросления. Глаза – в черноту за окном. В кулаке гильза.

Когда двери распахнулись и из пахнущего мочой тамбура ввалилась группа пьяных недорослей, я не сразу обратила внимание. Только инстинктивно подтянулась, ощутив рядом агрессию. С гиканьем, матами и невнятным криком они сперва проскочили мимо, но вдруг один задержался в проходе, вернулся, бухнулся на лавку напротив и стал пытаться заглянуть мне в лицо.

Удобная вещь – косы, позволяют спрятаться при желании.

– Здорово, чо, как дела, чо, не слышишь, а чо, я не понял… – его словарный запас был более ограничен, чем у шимпанзе, и я дала себе право не реагировать.

Остальные – их было трое – повисли в проходе и ржали. Стая. Когда первый в очередной раз повторил свой монолог с вариациями «ты чо, я не понял», вдруг отделился ещё один, подсел слева и пихнул меня в бок:

– Привет, что ли. Чего слушаем?

Такое игнорировать уже нельзя. Я сделала как можно более далёкие глаза и обернулась к нему. Он решил, что у меня наушники. И это хорошо – можно продолжать молчать.

– Как дела? Пива хочешь?

На меня не смотрел, а обращался как будто к своим товарищам. Те ржали. Этот был, похоже, вожаком в стае: помельче, поумней и понаходчивей.

– Эй, так чо, говорить сегодня будем? – Он потянулся ко мне, видно, хотел наушники вынуть. Я отстранилась и ударила его по руке.

– Не понял! – возмутился он, но больше развеселился: вот, началось что-то! Остальные тоже запетушились. – Ты чего ваще?!

– Видишь – мешаешь, – сказала я спокойно. – Встань и отойди.

– Ни х…я себе! – выдохнули они хором. Только мой собеседник, кажется, решил поразить меня своей воспитанностью и не выругался.

– А чего сразу – мешаешь? Уж и поговорить нельзя? Куда едем-то?

Я не ответила. Отвернулась к окну, не теряя бдительности. Может, ему всё же надоест и он уйдёт?

– Тут, короче, гляди, такая тема: хаза есть, затусим, айда, всё чики-пуки, бухло, зелень. А мы нормальные ваще, чо, видишь, всё как надо. Если чо, так щётки ещё будут, проблем нет, мы нормальные, мы не какие-то там.

На слове «щётки» я обернулась – я перестала его понимать.

– Если ты такой нормальный и со щётками проблем нет, я тебе зачем?

– А чо? Нормальная тёлка. – Больше ничего не сказал. Я чуть не расхохоталась – это, выходит, такой способ знакомства.

– Понятно. Спасибо за предложение. Только оно мне неинтересно. До свиданья.

– А чо? – повторил он. – Я не понял. Нормальная телега, чо сразу в отказняк-то?

Он начал заводиться. И свита его, притихшая и со скрипом вникавшая в наш диалог, опять захорохорилась. Прямо на глазах пухли, как тетерева на току. Главный стал снова мне расписывать, от чего я отказываюсь, а хор подпевал в кульминационные моменты: «А чо? Да ладно! Айда, короче!»

– Вовчик, да чо, короче, всякая м…да будет вы…ться, а ты терпеть? А не пора ли положить предел этому беспределу и взять ситуацию в свои руки, а заодно и её? Ребята, ну-ка дружно!

Это я перевожу на приемлемый русский то, что он говорил. Не люблю я мата – дурно пахнущий язык. Я даю себе право не понимать его.

Эту тираду – а за счёт ублюдочных междометий она звучала дольше и отрывистей, как собачий лай, – произнёс тот, что подсел ко мне первым. Шавка-подстрекало, тявкнул – и в кусты. Но свою роль выполнил: один из тех, кто стоял в проходе, вдруг качнулся в мою сторону, схватил за руку и дёрнул.

Это он зря сделал. Но он первый начал. Человек тоже в состоянии аффекта теряет контроль над собой. А мы теряем и того больше. И у меня есть оправдание. Во-первых, по мне в тот день стреляли. Во-вторых, я была голодная, не просто голодная, а очень голодная, долгим, зимним голодом нежити. В-третьих, Ём за весь день не позвонил. Это после вчерашнего-то. После Динары. После всего, что было. Не позвонил. Разве я могла думать о чём-то ещё? И наконец, подростки были агрессивные, а чужая агрессия нас питает.

Поэтому мой вам совет: никогда не нападайте на нежить. Никогда.

Он отлетел в проход и завизжал, держа руку перед собой: кисть болталась, как пришитая. Я быстро поднялась и обернулась к ним, став спиной к окну. Они тоже вскочили.

– Сука! Падла! Да я твою мать!.. – и тра-та-та.

Ори, ори. Ничего ты не сделаешь моей маме. И мамы-то у меня нет. И папы. Сирота я.

Тот, что был ближе, попытался наскочить на меня, но я легко оттолкнула его и обеими руками схватилась за поручень – металлическую трубу, ввинченную в верхний край лавки. Дёрнула. Раздался противный скрип металла, болты отлетели, и поручень оторвался с корнем – кто мог подумать, что он такой хлипкий?