Житие маррана

Лечебница Кальяо размещалась в темном здании с узкими пыльными оконцами. Стены были сложены частично из самана, частично из камней, а крыша крыта тростником да пальмовыми листьями. На полах трех просторных палат длинными рядами лежали тюфяки и циновки, рассчитанные на большое количество пациентов, в основном с травмами. В главный порт вице-королевства корабли прибывали после долгого плавания, а в море, как известно, может стрястись всякое. Также в больницу доставляли торговцев, мулатов и даже идальго, покалеченных в драках. Если у берегов Кальяо случалось кораблекрушение, лечебница заполнялась до отказа. Люди по двое, а то и по трое теснились на одном тюфяке, а тех, кому не нашлось места в палатах, укладывали в коридоре на солому. В такие дни рук катастрофически не хватало и приходилось призывать на помощь монахов и монахинь, чтобы раздавать еду, утешать отчаявшихся и выносить трупы. Именно здесь Франсиско и получил самый ценный клинический опыт.

Дон Диего устало присел на корточки возле человека средних лет с обширными ожогами на лице. Внимательно осмотрел его и сказал:

— Вроде затягиваются.

Пациент благодарно улыбнулся.

— Я опять наложу вам эту мазь, — врач обернулся к подносу, уставленному склянками с желтыми, красными, зелеными и белесыми смесями. Выбрал крайнюю, с луковым запахом, и обильно смазал мокнущие язвы.

— Это что, лук? — изумленно прошептал Франсиско.

— Ага!

— А может, лучше оставить ожог в покое, быстрее сам заживет? — насмешливо подмигнул юноша.

— Нет, в данном случае предпочтительнее воспользоваться луковой мазью. Хочешь, расскажу?

Опираясь на руку сына, дон Диего тяжело поднялся и направился к другому пациенту.

— Был во Франции такой военный хирург, Амбруаз Паре. Однажды его позвали к сильно обожженному человеку, и он прихватил с собой лекарства, необходимые в подобных случаях. Но по пути встретил полковую проститутку, которая сказала, что от ожогов отлично помогает луковая кашица. Паре, жадный до всего нового, решил испробовать этот способ и остался доволен результатом… — Диего так воодушевился, что стал задыхаться, но, набрав в грудь побольше воздуха, продолжал: — И тут начинается самое интересное. — Он наставительно поднял указательный палец. — Иной бы тут же решил, что лук способен излечить любой ожог. Однако Паре задал себе тот же вопрос, что и ты сейчас: а может, все прошло бы и так? Ведь «после» не значит «вследствие». Настоящий врач всегда сомневается, анализирует. Паре нашел ответ опытным путем. Как-то раз к нему привели солдата с обожженными щеками. На одну он наложил луковую мазь, а на другую нет, и первая зажила быстрее.

Дона Диего мучила одышка, и, прежде чем начать осмотр следующего пациента, он позволил себе немного передохнуть. Больной метался в лихорадке, а косоглазый и косматый цирюльник прикладывал влажные тряпки к голове, груди и ляжкам несчастного, которому выстрел из аркебузы разворотил левое плечо. Аркебузные пули размером с орех оставляли глубокие рваные раны. Сняв повязку, врач принялся извлекать пинцетом и бросать в жаровню белесых червячков, копошившихся в алой пузырящейся дыре с синеватыми краями. Пациент бредил, бормотал что-то невнятное.

— Надо бы прижечь кипящим бузинным маслом, чего вы ждете? — с упреком произнес цирюльник.

Но дон Диего только покачал головой. Подумал немного, взял с подноса баночку с порошком из сушеных яичных белков, присыпал им рану и смазал смесью розового масла и живицы.

— Так-то оно лучше.

Цирюльник недовольно заворчал.

— Продолжайте менять компрессы. И давайте ему как можно больше пить. Я сейчас вернусь, схожу только за нитратом серебра, это как раз то, что нужно.

Отец и сын направились в аптеку. Отойдя на почтительное расстояние, Диего посетовал, что раненый никак не идет на поправку. Но кипящее бузинное масло только повредит бедняге. Аптекарь, лысый мужчина с бородой веником, облаченный в кожаный кузнечный фартук, велел им подождать: он был занят приготовлением териака[57], поскольку и в Кальяо, и в Лиме вышли все запасы этого чудодейственного противоядия.

— О, тогда вам следует поторопиться, — насмешливо проговорил дон Диего.

Франсиско сел на скамью, привалился спиною к стене, вдохнул истошную смесь аптечных запахов и вдруг почувствовал себя счастливым. Кажется, отец немного взбодрился и даже обрел былое чувство юмора. Ему шли на пользу и забота о больных, и разговоры о Паре или Везалии, чьи труды пока не признавали ученые, но и не запрещала инквизиция, и шутки по поводу териака.

— Совершенно бесполезное снадобье, — заметил дон Диего.

— Молчите лучше, маловер, — прошипел аптекарь, который старательно толок в ступке сушеное мясо гадюки.

— Да, и не забудьте добавить еще шестьдесят три ингредиента.

— Не бойтесь, не забуду.

— Помните, именно шестьдесят три, а не шестьдесят один и не шестьдесят четыре, иначе весь труд насмарку.

— Вот отравились бы, так мигом побежали бы ко мне за териаком.

— Побежал бы, конечно. Чтобы быстрее выблевать яд.

— Вы просто самодовольный невежда.