Житие маррана

— Ты назвал имена…

Лицо дона Диего помертвело.

— Да. Ведь мы с друзьями действительно иудействовали, а инквизиторы пощады не ведают и к мольбам глухи. Но я поклялся, что в конце концов прочел назидательный труд Дионисия Картезианца, одумался и навсегда оставил свои заблуждения.

Франсиско молча смотрел на отца, и в глазах его читался вопрос: «Да полно, правда ли это?»

Из-за плотных туч выплыл ртутно-серебристый серп, отразился в бескрайних водах. Осенний бриз ерошил волосы, гнал домой. Пора было возвращаться.

— Севилья, Чавес и Лопес де Лисбоа глубоко признательны тебе, — заметил Франсиско.

— Их я, к счастью, не выдал, — вздохнул дон Диего.

Отец и сын брели по берегу, окутанные призрачным вечерним светом.

— Должен дать тебе один совет, ведь мне уже недолго осталось. Постарайся не повторить моего пути! — проговорил дон Диего и положил руку сыну на плечо. — Сам видишь, во что я превратился. Пусть у тебя все будет иначе.

Эти слова эхом отдались от прибрежных скал. Франсиско поправил накидку, трепавшуюся на ветру.

— Ты не хочешь, чтобы я иудействовал? — спросил юноша.

— Я не хочу, чтобы ты страдал.

Была в ответе отца какая-то недосказанность. Что он имел в виду?

Они углубились в портовые переулки. У дверей лачуги дона Диего поджидал негр с фонарем в руке. «Там галеон причалил, из Вальпараисо, — сообщил он. — На борту много больных, так что доктору надо скорее идти в лечебницу».

Среди прочих пассажиров в Кальяо прибыл некий комиссар из Кордовы, брат Бартоломе Дельгадо.

81

Более пяти лет удавалось мерседариям далекой Кордовы скрывать от посторонних помешательство Исидро Миранды, своего пучеглазого собрата, посаженного под замок. Однако обрывки его бреда, точно верткие ящерки, все-таки просочились за пределы монастыря. Околесица, которую нес безумец, обвиняя местное духовенство в ереси иудейства, всполошила монахов всех обителей: это, разумеется, вздор, но вздор опасный.

Из безропотного смиренника брат Исидро превратился в буйное пугалище. Кто заставлял несчастного изрыгать чудовищную несусветицу? Не иначе как бес. Так что комиссар инквизиции Бартоломе Дельгадо вызвал к монаху опытного экзорциста и велел ему действовать самым решительным образом: если ради изгнания нечистого понадобится вырвать одержимому язык из беззубого рта или же оторвать бесполезные висюльки, болтающиеся между ног, пусть не колеблется.

Экзорцист обладал могучим телосложением и зычным голосом. Он заперся со своим пациентом в просторной келье, принялся грозно потрясать перед его физиономией распятием, точно Сид Воитель — мечом, и произносить особые молитвы, приказывая сатане немедленно выйти вон. Лукавый, видимо, почуял неладное, потому что брат Исидро вдруг стал носиться как угорелый, не переставая молоть вздор и с дьявольской прытью уворачиваясь от экзорциста, который гнался следом, занеся над тощей шеей Исидро Миранды крест наподобие топора. Упрямый бес не желал сдаваться и подгонял свою жертву, выжимая из нее последние силы. Доминиканец и мерседарий довольно долго состязались в скорости и силились переорать друг друга, но в конце концов лупоглазый монах рухнул на пол, мускулистый преследователь оседлал его, принялся мять, давить, ломать и вырвал-таки лукавого из тщедушной плоти. Бросил на стол, окропленный святой водой, и ослепил сиянием, исходившим от распятия.

В тот же день брат Бартоломе получил подробный отчет об успешном исходе и вздохнул с облегчением: «Става Богу, кошмар закончился».

Тем не менее ядовитая напраслина, возведенная тщедушным Исидро на местное духовенство, каким-то образом дошла до чуткого слуха трибунала инквизиции. В Лиме усомнились в одержимости престарелого монаха и пришли к выводу, что дело нечисто.

Тут история приняла совершенно неожиданный оборот.

Некий инквизитор (разумеется, это был Андрес Хуан Гайтан) счел нужным обратить самое пристальное внимание на филиппики плюгавца в рясе. Невероятно, что такой бдительный человек, как Бартоломе Дельгадо, впустую потратил столько времени на борьбу с бесом, вместо того чтобы вызвать нотариуса и занести на бумагу слова мнимого безумца.

Приказ был отдан немедленно. Обоих монахов — истерзанного Исидро и оторопевшего Бартоломе — надлежало немедленно препроводить в Лиму для расследования. Один расскажет об известных ему случаях иудейства среди священнослужителей, а второй — о причинах непростительного укрывательства.

По пути в чилийский порт Вальпараисо Бартоломе Дельгадо несколько раз терял сознание. Он, комиссар инквизиции, никак не мог смириться с участью арестанта и признать, что целиком и полностью находится во власти стражников, неусыпно его охранявших. Даже в знойные дни несчастного колотил озноб. Второй подбородок, прежде налитый жиром, теперь висел как пустая мошна. На перевале через Анды околел от холода пушистый белый кот. Монах зарыл его в снегу, несколько дней горько оплакивал, и долго еще мерещились ему очертания любимца в пухлых облаках, покрывавших ледяные вершины.