Житие маррана

Когда конвой прибыл в Вальпараисо, Исидро Миранда болтался на спине мула, точно мешок с костями. Через несколько дней, уже в открытом океане, монах вдруг попросил своего товарища по несчастью соборовать его. Бывший комиссар, терзаемый морской болезнью, встрепенулся, разлепил веки, надел столу, взял склянку с освященным елеем и прочел отходную. Едва палец доминиканца начертил на лбу умирающего крест, вконец иссохший брат Исидро, учитель и доносчик, немедленно отошел в мир иной. Покойному попытались закрыть глаза, но не смогли, и они продолжали дико пучиться, точно радужные пузыри.

Капитан корабля приказал выбросить мертвеца за борт. Но Бартоломе Дельгадо понял, что второго промаха инквизиция ему не простит, и внезапно обрел былую бдительность. Мало того что он пренебрег своими обязанностями, не возбудив дела против клириков, обличаемых обезумевшим мерседарием, так теперь еще и утратит тело доносителя. Негоже пускать на корм рыбам труп, который инквизиция, возможно, решит предать очистительному пламени. Поэтому комиссар категорически воспротивился воле капитана и упросил освободить для хранения останков один из сундуков.

Прошло несколько дней, и под деревянной крышкой начался неотвратимый биологический процесс, заявив о себе нестерпимым зловонием. Мертвеца завернули в одеяла, но это не помогло. Капитан сказал, что не собирается терпеть подобное безобразие до конца плавания. В сундук насыпали луковиц, однако всепроникающий смрад не уменьшился. Тогда его перенесли в отхожее место, поближе к люку, через который сливали нечистоты, в надежде, что их вонь перебьет трупный запах.

Однажды ночью матросов и пассажиров разбудил оглушительный грохот и треск лопающихся досок. Все всполошились, решив, что галеон напоролся на рифы. Но нет, это лопнул злосчастный сундук. Крышку оторвало, одеяла валялись на полу, точно смятые флаги. Капитан пришел в бешенство и приказал сию же минуту вышвырнуть покойника в море. Однако брат Бартоломе, с трудом превозмогая рвотные позывы, вцепился в свое сокровище и пригрозил костром всякому, кто на него покусится. В конце концов сошлись на том, что сундук надо вытащить на палубу и привязать к грот-мачте — может, ветер развеет зловоние.

Некогда сухощавое тело монаха раздулось, как брюхо обжоры-великана. Глаза-плошки жгли небеса застывшим взглядом. Казалось, корабль рассекает воды Тихого океана, влекомый силой жуткого монстра, прикрученного веревками к мачте. В порту Кальяо понадобилось пятьдесят грузчиков, чтобы стащить его на берег.

Служители инквизиции немедленно взяли брата Бартоломе под стражу и повезли в Лиму. А упряжка из шести волов поволокла туда же смердящую гору, в которую превратился Исидро Миранда[61].

82

В доминиканском монастыре царило смятение. Мало того что скончался отец настоятель, так еще и брата Бартоломе арестовали, а в довершение всех бед Исидро Миранда post mortem разросся до неимоверных размеров. Брат Мануэль Монтес был подавлен и теперь еще более походил на восковую куклу. Целыми днями он, устремив взгляд куда-то вдаль, сидел на изразцовой галерее и беззвучно повторял одно и то же: «Они осквернились». Франсиско предложил монаху помощь, но ответа не получил. Казалось, доминиканец даже не узнал своего подопечного. Кто-то рассказал юноше, что Мануэль Монтес приходится комиссару инквизиции сводным братом.

Труп Исидро Миранды захоронили в огромной могиле. Судьи по достоинству оценили усилия всех, кто постарался передать покойника в распоряжение трибунала инквизиции. Если тот повинен в ереси, кости его откопают и, как полагается, предадут огню. Скорее всего, так и произойдет, ведь чудовищная метаморфоза со всей очевидностью указывает на вмешательство нечистого. При жизни мерседарий был тщедушным и незаметным, но глаза имел выпученные, а это явно неспроста. По всей видимости, враг рода человеческого обманул экзорциста, не вылетел молнией прочь, не нырнул в колодец, а затаился в жилах монаха. И, когда несчастный испустил дух в открытом море, его тело превратилось в мерзостный котел, в гнездилище Вельзевула. В распученном чреве устроила шабаш нечисть. Мертвая плоть подчинялась не законам естества, а прихотям богопротивных тварей.

Франсиско очень удивился, узнав о родстве между тучным комиссаром из Кордовы и сухощавым братом Мануэлем. Зато теперь стали понятны мотивы сурового, но в некотором смысле даже отеческого наказа Бартоломе Дельгадо: доминиканец хотел, чтобы сироте обеспечили одновременно и помощь, и постоянный надзор, а Мануэль добросовестно исполнял просьбу Выходит, что-то человеческое было не чуждо им обоим.

В обители царило траурное настроение. Всеобщее чувство вины усугубилось, и хлысты по-прежнему свистели над головами бичующихся. Добросердечный Мартин совсем отощал и с удвоенным усердием кидался выполнять любое приказание.

А брат Мануэль все бродил по монастырю, точно Лазарь в смертных пеленах, и твердил одно: «Они осквернились».