Житие маррана

Я сказал, что ни к чему уподобляться дону Кристобалю и тащить с собой обоз добра. Обойдемся малым. Отдохнем, побудем вместе, как брат и сестра. Эти купальни не были похожи на те, что находились в Чукисаке посреди высокого плоскогорья. Они располагались в зеленой долине, вдали голубели горы. Из-под земли бил термальный источник, и испанская чета, жившая поблизости, сдавала гостям комнаты в своей скромной усадьбе. Немногочисленные слуги следили за чистотой бассейнов, убирали комнаты и стряпали.

Я прихватил с собой несколько книг, бумагу и чернила. В душе окончательно созрело решение поговорить с Исабель начистоту. В конце концов, наши отношения не должны держаться на тонких ниточках недомолвок. Обрезание, как и следовало предвидеть, заставило меня забыть об осторожности. Я чувствовал себя уверенным и сильным, точно истинный католик после конфирмации. Надо только найти правильный подход. Однажды вечером, когда мы гуляли в тенистом саду, окружавшем усадьбу, я собрался с духом и заговорил о том, что составляло смысл моей жизни. О вопросе жгучем, точно раскаленный уголь.

— Исабель, наш отец…

Сестра сделала вид, что не расслышала.

— Ты меня слушаешь? Отец…

Она коснулась моей руки.

— Я ничего не хочу о нем знать. Не надо, Франсиско.

— Но ты должна!

Исабель отчаянно замотала головой, однако я не унимался:

— В Лиме мы проводили много времени вместе и говорили об очень важных вещах.

Сестра устремила на меня взгляд, полный боли, и стала невероятно похожа на маму в последние месяцы жизни.

— Отец сказал тебе, что выдал Хуана Хосе Брисуэлу? — презрительно бросила она.

— Выходит, ты тоже знаешь?

— Да кто же не знает!

— Но его пытали, живьем поджаривали. Искалечили ноги, он едва ходил.

— По грехам и наказание.

— Не говори так, ты же не инквизитор.

— Из-за него мы остались одни, из-за него потеряли старшего брата! — Исабель расплакалась. — Из-за него умерла мама.

— Папа ни в чем не виноват. Он столько вынес…

— А кто же, по-твоему, виноват? — Губы ее задрожали, лицо побледнело. — Мы, что ли?

— Главное не в том, кто виноват. — Я протянул сестре платок. — Позволь мне объяснить.

Она громко высморкалась и снова замотала головой.

— Ничего не желаю слушать!

— Мне нужна твоя помощь! — моими устами вдруг заговорил ребенок, жаждущий материнской ласки. — Исабель, от тебя зависит мое будущее. Я так одинок…

Сестра подняла глаза, в которых стояли слезы, погладила меня по плечу и растерянно спросила:

— Одинок? Не может быть! Ты что, поссорился с женой?

— Конечно же нет. Я счастливейший муж и отец, а теперь, когда вы приехали, сбылись все мечты. Но что-то все-таки не дает покоя, жжет огнем… Что-то, что важнее семьи…

Кажется, Исабель начала догадываться и зажала мне рот ладонью. Слезы покатились по щекам.

— Молчи! Господь был милостив к нам. И ты хочешь все пустить прахом теперь, когда жизнь наладилась?

Я поцеловал ей руку.

— Нет, сестренка, не наладилась.

— Почему? Ты заболел? — Она гнала от себя прочь страшную догадку.

Я нахмурился.

— Нет, не заболел…

Мы шли по извилистой тропинке. Тяжелое молчание окутывало нас грозовым облаком. Я должен был заставить сестру очнуться, отринуть страх, принять правду о нашем происхождении. Разорвать паутину предрассудков, опутавших ее душу Однако она ничего не хотела слышать.

— Отца примирили с церковью, но…

— Опять ты за свое! Прекрати!

— …но он не предал своей истинной веры и достоин восхищения.

— Замолчи, ради Бога, замолчи! — Она вскинула руки, словно защищаясь от удара.

— Он жил и умер иудеем!

Исабель заткнула уши.

Я обнял ее.

— Исабель, родная, не отталкивай меня…

Она вся сжалась.

— Чего ты боишься? — Я прижал ее к груди, стал гладить по голове. — Ты же сама все понимаешь.

— Нет! — Она содрогнулась от страха.

— Наш отец был честным человеком. Изуверы сломали ему жизнь.

Исабель посмотрела на меня с упреком.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Мне, своей сестре!

Настала моя очередь изумляться.

— В ад меня хочешь за собой уволочь?! — Она отшатнулась от меня, как от злейшего врага.

— Да что ты такое говоришь!

— Франсиско, ты одержим дьяволом. — Казалось, сестра вот-вот бросится бежать.

Я схватил ее за запястье.

— Послушай же! Инквизиторы — вот настоящие дьяволы. Я верую в Бога, и наш отец хранил свою веру до последнего.

— Отпусти меня! Безумец!

— Нет, я не безумец. Я иудей!

Исабель приглушенно вскрикнула, попыталась вырваться, зажать уши.

Я встряхнул ее за плечи:

— Мне нужно было открыться тебе, мы же не чужие!

— Ради всего святого, отпусти! — Сестру душили рыдания.

Я снова обнял ее.

— Не бойся. Господь все видит и не оставит нас.

— Какой ужас! — проговорила Исабель, заикаясь. — Инквизиция преследует иудеев… Отнимает все имущество. Сжигает на кострах! — Она стала бить меня кулачками в грудь. — Ты не думаешь о нас, о собственной жене, о дочери!

— Нет, жена ни в коем случае не должна ничего знать.

— А я, значит, должна!

— Да, потому что ты тоже дочь Израиля. В твоих жилах течет кровь Деворы, Юдифи, Эсфири, Марии.

— Нет, нет!