Три месяца спустя Франсиско пытается еще раз воспользоваться испытанным приемом. Заседание снова созывают, но перед ним обвиняемому не дают ни книг, ни писчих принадлежностей, ни свечей: нечего зря марать бумагу богохульными измышлениями. Два часа богословы добросовестно демонстрируют свои познания, ораторское искусство и плохо скрытое раздражение. Они изливают на заключенного потоки возвышенных слов. Однако злостного упрямца не трогают их звучные речи. Заседание подходит к концу, узник поднимается, клянется именем Господа Всемогущего, Творца неба и земли и заявляет, что останется верен религии пращуров.
Все последующие просьбы Франсиско встречают категорический отказ: больше никаких диспутов — хватит.
128
Иезуит Андрес Эрнандес умоляет инквизиторов Маньоску и Кастро дель Кастильо позволить ему предпринять последнюю попытку вырвать мятущуюся душу подсудимого из когтей дьявола и вернуть ее Господу.
— Лукавый его не отпустит, — качает головой Маньоска.
— «Наставление инквизиторам» — поистине мудрая книга! — вдруг восклицает иезуит. — Бернар Ги написал ее два столетия назад, но своей ценности она не утратит никогда.
Маньоска скребет подбородок, удивленный столь неожиданным переходом — вот они, иезуитские экивоки!
— Ваше преосвященство, — продолжает Эрнандес, — я недавно перечитал «Наставление» и понял: его автор поддержал бы меня, поскольку утверждает, что инквизитору ни в коем случае нельзя терять самообладание и поддаваться гневу. Разумеется, этот обвиняемый способен вывести из себя кого угодно, но только не трибунал. Также Бернар Ги пишет, что инквизитор должен проявлять гибкость, взвешивать все «за» и «против», обсуждать и анализировать каждую мелочь и, если обстоятельства того требуют, может даже отсрочить или облегчать наказание.
— Мне кажется, мы обсудили всё и даже больше.
Эрнандес уходит ни с чем. Однако инквизитора беспокоят сомнения: тюремный смотритель обивает порог кабинета, чуть ли не каждый день передавая просьбы Мальдонадо да Сильвы, так может, все-таки стоит прислушаться? Воспользовавшись тем, что Гайтан и Кастро дель Кастильо отбыли в Куско, Маньоска вызывает Эрнандеса и двух других монахов Общества Иисуса и устраивает очередной диспут. Смотритель крайне удивлен тем, что докучливого иудея снова велено отвести в зал суда.
— Да я вижу, сам черт на вашей стороне, — уважительно качает он головой, замыкая кандалы на тощих запястьях заключенного.
— На моей стороне Бог, — отвечает Франсиско.
Маньоска восседает в кресле с высокой спинкой, разглядывая обвиняемого: упрямец просто на ладан дышит. В конце концов, он обычный смертный. Возможно, тяготы многолетнего заточения все-таки возьмут свое. Инквизитор говорит, что Франсиско может поделиться сомнениями с советниками, они готовы его выслушать. Иезуиты подаются вперед и изображают на лицах благожелательные учительские улыбки. Ученик упирается руками в колени и пытается встать, но это стоит ему такого труда, что Эрнандес просит у судьи позволить обвиняемому говорить сидя. Маньоска кивает.
И тут происходит нечто невероятное.
Тихим голосом, едва шевеля губами, Франсиско читает прекрасное стихотворение, написанное на латыни. Инквизитор и советники слушают его, онемев от изумления. В душной темноте подземной камеры родилось произведение удивительной красы, яркое, как одежды, которые Иаков подарил сыну своему Иосифу. И подобно Иосифу, Франсиско не может не вызывать зависти. Иезуиты, особенно Андрес Эрнандес, знали, что перед ними необычный человек, но такого полета не ожидали. Франсиско замолкает, и в зале суда на несколько минут повисает звенящая тишина, никто не отваживается разрушить волшебные чары. Присутствующие не верят своим глазам: облик жалкого страдальца никак не вяжется с великолепием звучных строк. Тощему, мертвенно-бледному, заросшему неопрятной бородой узнику удалось растрогать своих мучителей.
Первым приходит в себя Маньоска и злобно рычит:
— Посмотрим, многоуважаемые советники, что вы противопоставите этим измышлениям!
Иезуиты по очереди разнимают на части текст дивного стихотворения и, стараясь не отстать от узника, дают пространные комментарии на латыни — разумеется, в прозе. На каждый довод находится возражение, на каждый вопрос — ответ; дождем сыплются выдержки из Писания и из трудов Отцов Церкви.
Франсиско то слушает, то думает о своем. Большая часть цитат и идей для него всего лишь повторение пройденного. Через три часа инквизитор устало вздыхает, решив, что подобные речи способны пронять даже безмысленную скотину. Он благодарит многомудрых ученых за их труд и обращается к подсудимому. Франсиско, с превеликим трудом разогнув колени, встает, смотрит судье прямо в глаза и с вызывающим спокойствием отвечает:
— Это не то, что я ожидал услышать.
129