Житие маррана

Шесть лет бьется инквизиция, пытаясь сломить волю непреклонного узника. И вот наконец, 26 января 1633 года после очередного диспута[90], который длился пять дней и, конечно же, ни к чему не привел, судьи собираются, чтобы вынести окончательное решение по делу Мальдонадо да Сильвы. Гайтан, Маньоска и Кастро дель Кастильо выслушивают мнение четверых советников[91], хотя прекрасно знают, что ничего нового те не скажут. Все многажды переговорено и давно доказано. Злостное неповиновение обвиняемого — вот единственное, что получили они в награду за ангельское терпение и потраченное время.

Перед заключительным заседанием судьи исповедуются, причащаются и вспоминают правила, которых следует придерживаться в такой важный момент. «Наставление инквизиторам» Бернара Ги гласит: «Любовь к истине и благочестие, наполняющие сердце судьи, должны светиться и в его взгляде, дабы все видели, что решение не продиктовано ожесточенностью или предвзятостью».

Один из советников спрашивает, не пойти ли еще раз навстречу заключенному и не устроить ли очередное слушание. Гайтан сцепляет костлявые пальцы и отвечает, что никаких слушаний больше не будет, поскольку просьбы о них — не более чем коварные уловки, попытки затянуть процесс. На этот раз инквизиторы единодушны и на уступки идти не собираются. Секретарь зачитывает решение, и все трое ставят под ним размашистые подписи.

Суровый приговор гласит: «Бакалавр Франсиско Мальдонадо да Сильва приговаривается к передаче в руки светских властей и полной конфискации имущества». Иными словами, будет ограблен и убит.

130

Однако это еще далеко не конец истории. Застенки инквизиции — огромные термитники, где царят драконовские порядки, где время будто бы остановилось. Но несмотря на это, узники, точно ящерки, запертые в давящих недрах мрачной скалы, нет-нет да и ухитряются найти отдушины. Тюремная почта работает исправно, по ночам передавая из камеры в камеру имена, мысли, слова утешения. Общение здесь важнее воздуха.

Франсиско узнал, что некий заключенный, томящийся в такой же подземной камере, ценой невероятных усилий проковырял черепком небольшое отверстие в стене и просунул в него руку. Прикосновение к грязным пальцам товарища по несчастью было подобно касанию ангельского крыла. Два человека смогли поговорить наедине, без судей, секретарей и прочих мучителей. Отвести душу, облегчить одиночество.

Обнаружив это возмутительное нарушение, смотритель взялся за плетку, а палачи пустили в ход дыбу и раздули угли в жаровне. Слуги заделали дыру, а ослушника упрятали в такое глухое подземелье, откуда путь только на костер.

Через несколько дней попадается с поличным вооруженный негр: он собирался вынести из тюрьмы какие-то бумажки. «Но на них же ничего не написано!» — рыдая, оправдывается охранник. Внимательно осмотрев листки, Маньоска подносит их к лампе, и на белой поверхности проступают строки, нацарапанные лимонным соком. Проклятый идиот… Переломать ему кости левой руки, чтобы другим неповадно было! Инквизитор приказывает ужесточить тюремный режим, и тут вскрывается нечто невероятное — возможно, прискорбные события произошли при тайном попустительстве смотрителя. Какой кошмар! Темница содрогается, инквизиторы хватаются за голову. Прерывистая дробь зашифрованных посланий разносит новость из камеры в камеру.

На допросе смотритель плачет, как малое дитя. Еще бы: раз в тюрьме дырявят стены и пишут невидимыми чернилами, значит, он кругом виноват. Не говоря уже о недавнем побеге! Перст разъяренного судьи, уставленный несчастному прямо в лоб, похож на грозное дуло аркебузы. Смотритель, трясясь крупной дрожью, падает на колени и начинает оправдываться: сам заключенного упустил, сам же и изловил, обратно в камеру доставил! А слухи о том, что он воспользовался положением и вступил в плотскую связь с заключенной, что подстрекал к бегству опасного свидетеля, — так это все наветы злопыхателей! Гайтан подливает масла в огонь, упрекая нерадивого тюремщика в мздоимстве, иначе откуда скромный служащий инквизиции взял средства на покупку роскошной усадьбы? Под ногами у смотрителя растекается лужа. Смилуйтесь! Дома жена и семеро детей, а здоровье подорвано десятилетиями беспорочного труда на благо инквизиции…[92]

Новый смотритель, человек долговязый и угрюмый рьяно борется за дело, стремясь разгадать и пресечь любые ухищрения заключенных, и надо же: обнаруживает в котомке собственного слуги грязный лоскут. Выражение ужаса на лице незадачливого посыльного красноречивее любых слов. Стуча зубами, он признается, что получил тряпку от одного умирающего узника, который просил бросить ее на улице Меркадерес.

— Придурок, да это же тайное послание! Кому ты должен был его передать?

— На улице Меркадерес, — тупо повторяет слуга.