Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Когда же привезли меня на двор, выбежала жена его Неонила, ухватила меня под руку, а сама говорит: «Поди-тко, государь наш батюшко, поди-тко, свет наш кормилец!» А я на то: «Чудно! Давеча был блядин сын, а вдруг – батюшка миленький. Больно остра у Христа хворостина-то, скоро повинился муж твой!»

Ввела меня в горницу – вскочил с перины Евфимей, пал пред ногами моими, вопит несказанно: «Прости, государь, согрешил пред Богом и пред тобою!⁴²», а сам дрожит весь. И я ему в ответ: «Хочешь ли впредь здоров быть?» Он же, лёжа, отвечает: «Ей, честный отче!» И я сказал: «Встань! Бог тебя простит». Он же, наказанный гораздо, не смог сам подняться. И я поднял его и положил на постель, и исповедал, и маслом священным помазал; и стал он здоров, так Христос изволил. И были они с женою мне дети духовные, изрядные рабы Христовы. Так-то Господь гордым противится, смиренным же даёт благодать⁴³.

Вскоре другие прогнали снова меня с того места. Я же приволокся в Москву, и Божией волею государь меня велел поставить в Юрьевец Поволжский⁴⁴ в протопопы. И тут пожил немного – только восемь недель. Дьявол научил попов и мужиков с бабами: пришли к патриаршему приказу, где я духовные дела делал, и, сообща вытащив меня из приказа, – человек с тысячу и с полторы их было, – среди улицы били батожьём и топтали. И бабы были с ухватами, по грехам моим убили было замертво и бросили под избной угол. Воевода с пушкарями прибежал и, схватив меня, на лошади умчал в моё дворишко и пушкарей около двора поставил. Люди же ко двору приступают, и по городу крик великий. Больше же всего попы и бабы, коих унимал от блудни, вопят: «Убить вора, блядина сына, да и тело собакам в ров кинем!»

Я же, переведя дух, спустя три дня, ночью, оставив жену и детей, ушёл по Волге с двумя спутниками в Москву. На Кострому прибежал – ан и тут протопопа Даниила тоже изгнали⁴⁵. Ох, горе! Везде от дьявола житья нет!

Приехал в Москву, духовнику показался. А он, (глядя) на меня, опечалился: «На что-де церковь соборную покинул?» Опять мне другое горе! Потом царь пришёл ночью к духовнику благословиться, меня увидал – тут опять кручина: «На что-де город покинул?» А жена, и дети, и домочадцы, человек с двадцать, в Юрьевце остались, неведомо – живы, неведомо – прибиты. Тут снова горе!

Потом Никон, друг наш, привёз из Соловков Филиппа митрополита⁴⁶. А прежде его приезда духовник Стефан молил Бога, постясь седмицу с братией – и я с ними тут же – о патриархе, чтоб дал Бог пастыря для спасения душ наших⁴⁷. Мы с митрополитом Корнилием Казанским⁴⁸, собственноручно написав и подписав челобитную⁴⁹, подали её царю и царице – о духовнике Стефане, чтобы ему быть в патриархах. Он же не захотел сам и указал на Никона митрополита. Царь его и послушал. И пишет ему послание навстречу: «Преосвященному Никону, митрополиту Новгородскому и Великолукскому и всея Руси, радоватися», и прочее.

Когда же тот приехал, с нами – как лис: челом да здорово, ведает, что быть ему в патриархах, и чтоб откуда какова помешка не учинилась. Что о тех кознях и говорить! Царь его на патриаршество зовёт, а он будто не хочет. Морочил царя и людей, а с Анною по ночам прикидывают⁵⁰, как чему быть; и, вдоволь наломавшись, с дьяволом, взошёл на патриаршество, Божьим попущением, опутав царя своими кознями и лживою клятвою.

Как сделался патриархом, так нас и в Крестовую⁵¹ не стал пускать. А тут и яд изрыгнул: в Пост великий прислал память⁵² казанскому протопопу Ивану Неронову, а мне он был отец духовный, я всё у него и жил в церкви⁵³, когда куда отлучится – ан я ведаю церковью. И место мне предлагали, на дворец ко Спасу⁵⁴, да я не порадел, или Бог не изволил. Народу много приходило к Казанской, так мне любо – поучения читал беспрестанно. Лишь о братьях родных с духовником поговорил, и он их, (одного) – в Верху у царевны, а другого при себе жить устроил, попом в церкви⁵⁵. А сам я, где люди соберутся, там слово Божие проповедал, да по благословенью духовникову и Неронова Ивана тешил над книгами свою грешную душу о Христе Исусе. Так вот, Никон в памяти пишет: год и число, «по преданию-де святых отцов и апостолов, не подобает творить коленопреклонных метаний, но в пояс бы вам класть поклоны, ещё же и тремя перстами бы крестились».

Мы, сошедшись с отцами, задумались: видим, что зима хочет быть, сердце озябло и ноги задрожали. Неронов мне поручил церковь, а сам скрылся в Чудов⁵⁶, седмицу один в келье молился. И там ему от образа глас был во время молитвы: «Время пришло страдания, предстоит вам непрестанно страдать!» Он мне, плача, (это) рассказал, потом и епископу Коломенскому Павлу, которого Никон напоследок в новгородских пределах огнём сжёг⁵⁷; потом и Даниилу, Костромскому протопопу, и всей сказал братии. Мы же с Даниилом, из книг сделав выписки о сложении перстов и о поклонах, подали их государю⁵⁸, много писано было. Он же, не знаю где, их скрыл, мнится мне – Никону отдал.