Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Затем опять нас в Москву привезли, на Никольское подворье, и взяли о правоверии новые у нас сказки²¹³. Потом многажды ко мне присылованы были Артемон и Дементий²¹⁴, ближние его, и передавали царские слова. «Протопоп, ведаю-де я твоё чистое и непорочное и богоподражательное житие, прошу-де благословения твоего с царицею и детьми, помолись о нас», – кланяючись, посланник говорит. Да я и ныне по нём тужу, сильно его мне жаль. И снова он же: «Пожалуй-де, послушай меня, соединись со вселенскими теми хотя бы чем небольшим!» И я говорю: «Хоть мне и умереть – с отступниками не соединюсь! Ты, говорю, царь мой, а им какое дело до тебя? Потеряли, говорю, своего царя латынщики безверием своим, да и тебя сюда проглотить приехали; не сведу рук с высоты, покуда не отдаст тебя мне Бог!»

И много тех присылок было. Говорено кое о чём немало, – день Судный покажет. Напоследок сказал: «Где ты ни будешь, не забывай нас в своих молитвах!» Я и ныне, грешный, сколько могу, молюсь о нём. Хоть и мучит меня, но ведь это царь; бывало время, и впрямь добр до нас бывал. До Никона-злодея, прежде мору, к Казанской придя, у руки мы были, яйцами нас оделял, – и сын мой Иван, маленек ещё был, не оказался подле меня, а он, государь, хорошо его знает, послал брата моего родного разыскивать ребёнка, а сам долго, стоя, ждал, покамест брат на улице ребёнка не сыскал. Руку ему даёт целовать, а ребёнок глуп, не понимает, видит, что не поп, так не хочет целовать. И государь сам руку к губам ребёнку поднёс, два яйца ему дал и по голове погладил. Да, и сие нам надобно не забывать, не от царя сия нам мука, но по грехам нашим от Бога дьяволу попущено мучить нас, чтобы, претерпев испытание сейчас, вечного испытания мы избегли. Слава Богу за всё!

Потом, братию, Лазаря и старца, казнив, вырезав им языки, а меня и Никифора-протопопа²¹⁵ не казнив, сослали нас в Пустозерье²¹⁶.

А двоих сынов моих, Ивана и Прокопья, оставили в Москве на поруки; и они, бедные, мучились года с три, прячась от облыжного обвиненья пред властями, где день, где ночь, – никто держать (у себя) не смеет, – и кое-как на Мезень к матери прибрели. Не пожили и с год – ан и в землю попали²¹⁷. Да пускай так, лучше пустые бредни, чем по улицам бродить. Я беспрестанно Бога о том молю: «Господи, хотим мы или не хотим, спаси нас!» И Господь творит помаленьку свой промысел о нашем спасении; надо только потерпеть – пригодится когда-нибудь; тогда слюбится, как время придёт.

Я же из Пустозерья послал к царю два послания²¹⁸, – одно невелико, а другое больше: говорил кое о чём ему много. В послании ему сказал и о Божьих знамениях, показанных мне не в одно время, – читавший да разумеет. А ещё от меня и от братии дьяконово снискание послано в Москву, правоверным гостинец – книга «Ответ православных»²¹⁹, и от священника Лазаря два послания: царю и патриарху²²⁰.

И за всё сие присланы к нам гостинцы: повесили в дому моём на Мезени на виселице двух человек, детей моих духовных, – Феодора, преждепомянутого юродивого, да Луку Лаврентьевича²²¹, рабы Христовы, светы мои, были. И сынов моих двоих Ивана и Прокопья тоже велено повесить. Да они, бедные, испугавшись смерти, повинились: «Виноваты пред Богом и пред великим государем», а неведомо, в чём виноваты. Так их вместе с матерью троих закопали в землю – и правильно сделали, спаси Бог! Того ради, ребята: не бойтесь смерти, держите старое благочестие крепко и непогрешимо! А мать за то сидит с ними, чтоб впредь детей подкрепляла за Христа умирать и жила бы, не развешивая ушей. А то баба, бывало, нищих кормит, сторонних научает, как слагать персты и креститься и творить молитву, а детей своих и забыла подкрепить, чтоб на виселицу пошли и с доброю дружиной заодно умерли Христа ради.

Ну да Бог вас простит, не диво, что так сделали, и Пётр-апостол некогда убоялся смерти и от Христа отрёкся, но о сем плакался горько²²², и после того помилован и прощён был. А и я о вас когда молился крепко, увидал вашу пред собою темницу и вас троих, на молитве стоящих в вашей темнице, а от вас три столпа огненные к небесам стоят простёрты. Я с тех пор возрадовался, и легче мне стало, что покаяние ваше принял Бог. Слава за это Богу!

Потом тот же Пилат, полуголова Иван Елагин²²³, был у нас в Пустозерье и взял у нас сказку²²⁴, сказано так: год и месяц, и ещё: «Мы святых отцов предание держим неизменно, а Паисия Александрийского патриарха с товарищами еретическое соборище проклинаем»; и другое там говорено многонько, и Никону-еретику досталось.

После этого привели нас к плахе и прочитали указ: «Велел-де государь и бояре приговорили: тебе, Аввакуму, вместо смертной казни устроить сруб в земле и, проделав окошко, давать (через него) хлеб и воду, а прочим товарищам без пощады резать языки и сечь руки». И я, плюнув на землю, говорил: «Я, говорю, плюю на его кормлю, без еды умру, а не предам благоверия». И после этого повели меня в темницу, и не ел дней с десяток, да братия велели.