И паки, егда мы приведени быша пред владыки греческия и руские и сташа пред ними, темными властьми, противу сатанина полка, аз, протопоп Аввакум, и священник Лазарь и старец Епифаний, и вопрошени быша от их сонмища по единому: «отрицаете ли ся старых книг и прежняго своего благочестия и хощете ли служить по-новому и креститися тремя персты по новому исправлению?» Мы же пред ними по единому отвещаваху им единым гласом: «мы вашему отступлению, а не исправлению не покаряемся и прежняго благочестия отступити не хощем, и старых святых книг и догматов не оставляем, но за них и умрети хотим». И ина множайшая пред ними о вере глаголаша и коварную их лесть обличиша. И сего ради лишаеми бывают два: Лазарь – священнаго сана, Епифаний же – иноческаго образа; третий же – аз, Аввакум, прежде их за год ободран. Так же и отстризаются от них и царскому суду предани бывают*. А нас двоих: меня и Никифора, синбирскаго протопопа, ухватили скоро и помчали с Москвы в село Братовщино. И после нас скоро прискочил голова стрелецкой Василей Бухвастов со стрельцами, ухватили священника Лазаря и старца Епифания и помчали скоро-скоро и зело немилостивно и безбожно. И примчали на Болото и, посадя на плаху*, Лазарю и Епифанию повеле царь благословеныя их языки отрезати*, во 175-м году, августа в 27 день. Лазарю до вилок язык отрезаша и Епифанию такоже. И, егда Лазарю язык вырезали, явися ему пророк божий Илия и повеле ему о истинне свидетельствовати, не бояся. Он же, выплюнув кровь изо рта, начат глаголати ясно и чисто и слово божие людем проповедати. Но прежде убо, егда провождаху их коегождо розными дорогами, у Лазаря, яко глаголют, рука десная вся от языка обагрена кровию. Он же благословляше люди, егда ево везоша около Москвы в Калужские ворота, чрез реку, по Даниловскому мосту, по-за Симонову монастырю, и Спаса-Новаго монастыря и Андроникова по-за слободам, с дороги на дорогу перенимаяся, якоже кто есть не благо паче сотворит, укрываяся бегает. Доправився на Переславку, по Троицкой дороге в Братовщино всех направили, кроме Феодора, иже под церковию в Богоявленском вселен есть. Лазарь же, егда достиг меня, Аввакума, и братию, улыскаяся, сказывал нам свою победу и коварство их мучительское, – как их казнили и что им выговор был: были-де две плахи да два топора: и, посадя на скамьи, языки наши вырезали, но ничто же, рече, нас «отлучит от любве Христовы!» У Лазаря кровь единем Бременем вся и много истече; у Епифания же не по многу довольны дни капаше. Сего ради не ядше пребыша, молящеся, яко Епифаний не глаголет: плакахуся, богу тако извольшу. Аз же, грешный Аввакум, не сподобихся таковаго дара, но плакав над ними, перецеловал их кровавые уста, благодарив бога, яко сподобихся видети мученики в наша лета, и зело утешихся радостию велиею о неизглаголеннем даре, яко отцы и братия моя пострадали Христа ради и церкви ради. Хорошо так и добре запечатлели, со исповеданием кровию церковную истину! Благословен бог, изволивый тако! Ну, светы мои, молите о нас, а мы, елико можем, о вас. Посем от нас вам мир и благословение. И мученики вам, мир дав и благословение, челом бьют. Егда сию грамоту писал, в то время старец ко мне прислал, из ыныя избы, с радостию: «не кручинься-де и обо мне; и мне-де дала язык пресвятая богородица; говорю-де и аз благодатию божиею». И я, Аввакум, сбродил к нему, сам встащася. И егда в ызбу к нему иду, и он ясно возопил: «слава отцу и сыну и святому духу», и прочая, – тако ясно во услышание всем, якоже и прежде. Аз же возрадовахся, начен: «достойно» говорити; он же у меня перехватил со усердием великим, и тако кончали отпуст. И порадовахся. Поговоря кое-что, разыдохомся; сказывал мне, как проглаголах и как ево казнили. «Мыл-де я образ пречистыя богородицы и мыслию помыслил, чтобы мне глаголати и дерзати о имени Исус Христове: она же мне отверзла уста и язык даде, и учал говорить ясно». А до того я у него был, он же мне ничто не мог промолвить: токмо запечатлел уста, сидел весь слезен. Кровию оба изошли, понеже и жилы вырезаны. О, великое божие милосердие! не вем, что рещи, но токмо: «господи помилуй!» и Дамаскину Иванну по трех днях рука приросла*, а новым мученикам Христовым – Лазарю в той же день язык бог даровал, а старцу во вторый день*. И от того времени добре паки начат глаголати Епифаний*.