Слово в слово изначала у нас бысть так же. При духовнике протопопе Стефане Алексеюшко-то с Марьюшкой* добры до нас были и гараздо, яко Аркадий и Евдоксия ко Иоанну. Егда же огорчило житие святое, яко и мед ядущим много, – возьми да понеси, россылай в сылки, стриги, проклинай! Новый Феофил, александри[й]ский епископ, имеяй дух пытливый, – Никон: Златауста – в Куксы арменския, потом в Каманы;* Аввакума протопопа – в Сибирь, в Тоболеск, потом в Дауры! Прочих же отец и братий наших бесчисленно губи и души, возьми таковых от земли: не подобает им жити! И оттоле двадесяте три лета и поллета и месяц по се время беспрестани жгут и вешают исповедников Христовых. Оне, миленькие, ради пресветлыя и честныя, и вседетельныя, пренеисчетныя и страшныя троица несытно пуще в глаза лезут, слово в слово яко комары или мушицы. Елико их больше подавляют, тогда больши пищат и в глаза лезут. Так же и русаки бедные, – пускай глупы! – ради: мучителя дождались, полками во огнь дерзают за Христа, сына божия, света. Мудры блядины дети греки, да с варваром турским с одново блюда патриархи кушают* рафленыя курки. Русачки же миленькия не так: во огнь лезет, а благоверия не предает. В Казани никонияня тридесять человек сожгли, в Сибире столько же, в Володимере шестеро, в Боровске четыренадесять человек; а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическаго осуждения, сами во огнь дерзнувше*, да цело и непорочно соблюдут правоверие. И сожегше своя телеса, душа же в руце божий предаша, ликовствуют со Христом во веки веком, самовольны мученички, Христовы рабы. Вечная им память во веки веком! Добро дело содеяли, чадо Семионе, надобно так. Рассуждали мы между собою и блажим кончину их. Аминь.
Письмо к игумену Феоктисту
Отписка с Мезени протопопа Аввакума ко игумену Феоктисту. Списано с сущия ево Протопоповы руки слово в слово.
Рече господь: «аще согрешают пред вами человецы до седмьдесят крат, седморицею и каются, прощайте их»*.
Отче Феоктисте и вся братия! Я, протопоп Аввакум, пред богом и пред вами согрешил и истинну повредил: простите мя, безумнаго и нерассуднаго,
И то, отче, не моею волею, но божиею до сего времени живу. А что я на Москве гной росшевелил и еретиков раздразнил своим приездом из Даур: и я в Москву приехал прошлаго гоДу не самозван, но взыскан благочестивым царем и привезен по грамотам. Уш то мне так бог изволил быть у вас на Москве. Не кручиньтеся на меня господа ради, что моего ради приезда стражете.
Отче, что ты страшлив? Слышишь ли: есть о нас промышленик! Феоктист, что ты опечалился? Аще не днесь, умрем ж всяко. Не малодушствуй, понеже
И ты не кручинься на меня, миленькой! Я поехал от вас с Москвы паки по городом и по весем словесныя рыбы промышлять: а вы там бегайте от никониян! Поминайте реченное: «не бойся, малое мое стадо, яко отец мой благоизволи вам дати царство»*. Батько Феоктист! скажи Василью Рогожке от меня мир, и благословение, и поклон, и прощение и спроси, что с ним, не видался, тако ж и протчей братье всем за меня кланяйся – твое то дело: протопоп-де прощения просит, кому в чем досадил. Да и сам престань бога для пить сикера.
А Ондрей Самойлов у меня на Колмогорах недели с четыре жил:* у всех у вас благословения просит и прощения. Да отпиши ко мне кое о чем пространно – не поленись, или Афонасья заставь*. А я жду на Мезени вашева письма до весны.