Житие сестер обители Тёсс

Так как Господь наш по Своей благостыне оставил нам кое-что исправления ради — чтобы нам влечься к святой жизни этих сестер, — то мы пишем о некоторых из них, как бывших до нас, так и живших уже в наше время. Но верится нам, что было не меньше таких, на кого, хотя они и не были тут упомянуты, Господь особенно повлиял Своей благодатью, нежели тех, о ком записано нами. То же, что здесь написали, услышали мы от наших старших предшественниц, и это было отчасти записано ими[45].

Кто услышит, как сию книжку читают, тот да не исказит на свой собственный лад, что написано в ней. И коль скоро он с ее помощью не захочет исправиться, то будет все-таки правильно, если он постарается не стать хуже посредством нее. Многое мы опустили в сей книге, что было бы не худо послушать[46]. Еще же мы здесь кое-что записали, что кажется незначительным. Однако временами пред Богом бывает то больше, что кажется малым, нежели то, что кажется очень большим.

[I] О блаженной сестре Ите фон Веццикон [47] , она же была из числа благородных

Ради сладостного имени Иисуса Христа мы начинаем здесь писать о сестре, которую звали Ита фон Веццикон. Будучи благородной женой из свободного рода, она была отдана замуж за одного высокородного господина, привыкла к великой чести и славе. Она содержала свою плоть в чрезмерной изнеженности. Но Богом было устроено так, что она овдовела, и Бог сообщил ей желание стать человеком духовного звания. Потому-то она частенько наведывалась в Тёсс посмотреть, как-то ей понравится здесь. И вот у нее началось искушение, ибо ей разонравилось и вызвало неприятие то, что она здесь увидела и услышала, и особенно то, что заметила монастырских мышей. Сие было ей до того отвратительно, что она изменилась в лице и весьма побледнела. Однако с помощью Божией победила сердце свое в сем тяжком борении, ибо, как сама говорила, ей проще было бы вынести, если бы ее обезглавили, нежели то, что она идет в монастырь. Но благодатью, посланной Богом, она столь полно отреклась от вещей, что по доброй воле отдала обители всё, чем владела, так что и себе ничего не оставила, хотя имела немалое состояние. А как явилась она в сей монастырь, то обнаружила тщание в том, чтобы, насколько изнеженную жизнь проводила в миру, настолько строго, и даже строже того, ей жить в [нашей] обители.

Она соблюдала правила Ордена во всех деталях столь тщательно, что мы никогда не видали, чтобы так поступала какая-либо сестра. Нередко была первой в хоре[48], с немалым тщанием клала поклоны, вставала и пела полностью всё, что только могла, хотя пела не слишком-то хорошо. Она испытывала великое благоговение к молитве и имела особую молитву, каковую совершала всегда, не оставляя ее ни из-за занятости, ни по причине болезни — всякий день произносила по тысяче раз «Ave Maria»[49][50]. И даже когда приходила самая милая ее сердцу родня, она не желала выйти из хора, прежде чем совершит свое обычное молитвословие. Она неизменно питалась в трапезной и никогда не отсутствовала, разве что делала кому-то кровопускание[51] или исполняла какое-нибудь другое важное дело. Поскольку она привыкла к изысканной трапезе, то испытывала зачастую нехватку и голод из-за непривычной еды, так что часто уходила из-за стола более голодной, чем когда садилась за стол, и иногда не могла уснуть из-за голода. При всём том она была все-таки радостна и в добром расположении духа. Она была также очень прилежна в общих работах, оставаясь подле окна либо там, где сидела, так что прялка редко у нее выходила из рук[52]. Она обнаруживала великое смирение во многих делах. Никогда не носила одежд лучше тех, что ей выдавались в конвенте, а сии нередко бывали столь ветхи, что ей приходилось ставить на них немало заплат.