Живая душа

– Конечно, – ответил сын. – Кстати, может быть, и Мышке, в качестве новогоднего подарка, ложечку икры выделим?

– Давай, – согласился я. – Пусть и у неё будет царский пир!

За несколько секунд до двенадцати часов мы открыли бутылку шампанского, наполнили пенящимся, радостным вином бокалы и под бой курантов по радио выпили за всё хорошее в новом году! Едва мы успели съесть по бутерброду с икрой и собрать еду для Мышки, как за окном разноцветьем огней засверкали и загремели фейерверки, причудливыми узорами расцветающие в чёрном бархатном небе!

– Ну, пойдём, – сказал Дмитрий. – Соседи уже высыпали во двор.

– Ты иди, – ответил я, подавая ему пакет с праздничным ужином для кошки. – Я чуть-чуть задержусь, соберу что-нибудь выпить и закусить для нас. Возьму маленькую бутылочку коньяка, металлические рюмочки и положу в контейнер несколько бутербродов с сыром и колбаской.

Когда сын вышел, я поставил к его компьютеру очень славную статуэтку белого котёнка и положил рядом с подарком новогоднюю открытку, на которой тоже был изображён котёнок, только рыжий, с серьёзным видом тянущийся лапкой к новогодней игрушке.

В открытке было написано: «Сыну нашему Диме – кошковеду и кошколюбу, от благодарных, спасённых им в канун года Белого тигра (по восточному календарю) котеек, который тоже, кстати, относится к семейству кошачьих. Всего тебе доброго в новом году. Ибо план по несчастьям, я в этом уверен, мы с тобой уже перевыполнили на много лет вперёд. Поэтому пусть следующий год будет для тебя ласковым, как игривый котёнок, а не свирепым, как разъярённый тигр. И спасибо тебе за всё. Поскольку без твоей поддержки я вряд ли бы смог пережить прошедший год. 31 декабря 2009 года. Отец».

Когда я вышел на улицу, во дворе, при сверкании многоразовых петард и свете фонарей, у ёлки, поставленной в скверике прямо в сугроб, уже вовсю веселилось несколько семей из нашего дома. Были здесь не только взрослые, но и дети. И все что-то говорили, восторженно смотрели на разноцветье огней, невиданными узорами распускающихся в чёрном небе. Пенилось шампанское. Взрослые пытались чокаться одноразовыми пластиковыми стаканчиками. Кричали: «Ура! И с Новым годом!» Обнимались! Желали друг другу счастья и добра. И, по-моему, были вполне искренни и естественны в эти минуты всеобщей радости.

Примерно через полчаса все заспешили к своим праздничным столам, к своим компаниям и друзьям, оставшимся в квартирах, и мы тоже вернулись домой.

Стоя у окна, мы ещё долго наблюдали разноцветные всполохи, устремляющиеся в небо в различных частях города. Особенно ярко ночь была расцвечена над Тихвинской площадью, где под Новый год обычно собиралось полгорода.

– Ну, как, понравилась Мышке икра? – спросил я Диму.

– Понравилась, – улыбнулся он. – Спасибо тебе. Её только непривычные огни в сквере и грохот немного пугали. Но съела она всё.

– Может быть, ещё шампанского? – предложил я.

– Давай. Как говорил дед: «За всё хорошее на земле нашей русской!»

Мы чокнулись и не спеша выпили по бокалу прохладного, радостно пузырящегося шампанского. Тем более что тост моего отца, который он частенько произносил, был действительно хорош.

– Пойду, поздравлю по Интернету друзей, – сказал Дмитрий, когда всполохи в небе стали стихать.

Он взял с блюда яблоко и отправился в свою комнату, а я, стоя у окна и глядя на то, как снег пытается загладить длинный «шрам» на «взлётной полосе», подумал о том, что, пожалуй, действительно, весь лимит по несчастьям мы за один только прошедший год исчерпали на много лет вперёд. И, значит, по закону равновесия, нынешний год должен быть если и не счастливым, то хотя бы спокойным. О большем я, честно говоря, и не мечтал, в глубине души не веря, что без Наташи счастье для меня возможно.

Но о ней мы с Димой старались говорить не часто. Ибо боль от её потери была ещё слишком свежа. Хотя мне о Наташе хотелось говорить постоянно…

– Отец! Спасибо за подарок! – услышал я из Диминой комнаты.

«Значит, прочёл мою открытку», – подумал я и крикнул в ответ:

– Понравились кошаки?

– Да!

– Ну, вот и хорошо!

Я налил себе в маленькую хрустальную рюмку коньяка и, глядя на своё не очень весёлое отражение в тёмном стекле, чокнулся со своим двойником, негромко, чтобы не услышал Дмитрий, проговорив: «С Новым годом, дружище! Не грусти. Всё будет хорошо».

– Ты чего, отец?! Сам с собой, что ли, бормочешь?! – снова крикнул из своей комнаты сын.

– Да нет, тебе показалось! – бодро ответил я.

Мне надо было казаться весёлым. Как о подобном состоянии хорошо сказал Есенин: «В грозы, в бури, в житейскую стынь, при тяжёлых утратах и когда тебе грустно, казаться улыбчивым и простым – самое высшее в мире искусство». Ведь не виноват же сын в том, что меня гложет тоска по человеку, с которым мы прожили двадцать девять счастливых лет. А сколько, скорее всего, печальных лет мне предстоит прожить без Наташи?..

Я снова посмотрел на своё отражение в тёмной глубине окне и увидел себя уже немного другим: с печальными глазами и улыбкой на лице.