Живая вещь

Был день сбора Гидеоновых юных христиан; со времени своего создания это сообщество разрослось и бурлило жизнью. Собирались они в приходском общественном здании; юноши и девушки танцевали, пили сидр, а также пылко обсуждали вопросы современной жизни. У блесфордских юных христиан имелись собственные благотворительные начинания — например, красить стены у стариков в квартирах — и свои уже привычные совместные выезды, как правило в Центр полевых исследований, где на лоне природы можно побеседовать о трудностях отношений между людьми в миру. К удивлению Стефани, Маркус, ныне уже студент Северо-Йоркширского университета, поселившийся в Лонг-Ройстон-Холле в одной из мансард для прежней прислуги, где стены были отделаны неполированной сосновой доской, нередко участвовал в этих собраниях. Ещё он ходил на воскресную службу, сидел обычно с Жаклин и Руфью, среди прочих юных христиан. Во времена своей «болезни» он бывал в церкви с Лукасом Симмонсом, а теперь вот в сопровождении девушек. Стефани понятия не имела, о чём он думает, во что верит. Чаще всего он разговаривает с благоразумной и энергичной Жаклин, которая тоже поступила в Лонг-Ройстон (так местные жители предпочитали называть, по старой памяти, новоиспечённый университет). Может, он в кого-то влюблён? Почему бы и нет — как вообще вышло, что она, Стефани, стала считать его человеком, навеки не способным к страсти? Не влюблён ли он в Жаклин? Гидеон Фаррар, несомненно, обладает огромным личным обаянием, но маловероятно, что Маркус ходит в церковь ради него (хотя как узнаешь, Маркус ведь всё делает молчком). Вообще, с тех пор как он перестал быть на попечении Стефани, он довольно сильно от неё отдалился. Это, впрочем, естественно: его независимость пока ещё шаткая, а Стефани — часть того, от чего он бежит, чего боится.

Поздним утром заглянул Дэниел, с ним была молодая женщина с рябым лицом и грязноватыми волосами, которую он поначалу даже никак не представил. Дэниел излучал невидимую ярость, — казалось, воздух вокруг него вот-вот займётся в красном диапазоне. Спросил: не звонил ли, случайно, Гидеон? Гидеон в очередной раз испарился, ничего толком не предприняв по поводу рождественских служб и других «мероприятий». Мероприятия Гидеон придумывать горазд, вот только его вечно нет, когда он нужен! И сейчас ему, Дэниелу, приходится заниматься тем, что Гидеон должен был сделать ещё вчера, и времени уходит вдвое больше — потому что надо правильно поставить дело с самого начала, — и ведь никто даже спасибо не скажет!

У подножия Дэниела возник маленький Уильям, в своей шёлковой мантии и уборе:

— Папа, смотри!

— Отстань, — бросил Дэниел, грубовато отталкивая Уильяма. Тот завопил, вцепился в массивную, как колонна, ногу отца и стал бодать её головой, так что тюрбан помялся. — Сделала б, что ли, кофе, — обратился Дэниел к Стефани.

Стефани встала приготовить кофе, а Дэниелу сказала задрожавшим голосом:

— Не надо так с Уильямом. Он ничего дурного не сделал. Просто хотел тебе показать.

Дэниел сокрушённо, беззвучно стукнул кулаками друг в друга; он знал, как чувствительна она к злости, как пугает её повышенный тон, бессмысленные выпады против кого-то или чего-то. Он подхватил было Уильяма на руки, но тот принялся сердито извиваться; тогда он взял Мэри, она поцеловала его.

— Стефани, это Анджела Мейсон, — сказал он вслед Стефани. — Анджела — соцработница, которая занимается Барбарой Берт. Барбара сбежала из гостиницы-общежития, куда её определили. Наверняка хочет найти твоего Джерри Берта. Я подумал, может, ты знаешь, где он обретается.

Стефани отозвалась с кухни:

— Он присылал открытку. Но давно уже, несколько месяцев назад. Из Лондона. Всего одна строчка: «Крипт церкви Святого Беннета — хорошее место с добрыми людьми. Если когда-нибудь будете в Лондон, ищите меня здесь». Да, ещё просил поцеловать от него Уильяма и Мэри.

Дэниел встретил её слова угрюмым молчанием. Анджела Мейсон сказала: возможно, священники церкви Святого Беннета помогут ей связаться с Джерри Бертом, она спросит, говорила ли с ним жена и не согласится ли он теперь с женой встретиться. Стефани возразила: скорее всего, в Лондон он уехал, чтобы как раз не встречаться с Барбарой, и лучше оставить всё как есть. Анджела прихлёбывала «Нескафе» и рассеянно наставляла пальцы на Мэри, пытаясь затеять игру «Идёт коза рогатая» — малышка прятала личико (с еле-еле различимым розовым пятном) на груди у матери.

— Я думаю, нам определённо не следует настраиваться так пораженчески. Барбара была серьёзно больна и теперь жаждет обычного человеческого общения, чтобы хоть в какой-то мере вернуться к нормальной жизни. Она хочет увидеть мужа, объяснить ему, что была больна, невменяема, не в себе. Она человек слабый и зависит от оценки окружающих. Часто страдает от перепадов настроения. Я пыталась привлечь родителей, они ещё живы, но не желают сотрудничать в этом вопросе. Мать, правда, навестила её один раз.

— И что при этом было? — спросила Стефани.

Анджела Мейсон продолжила своим казённым тоном: