Живая вещь

Клеменс Фаррар, как и её супруг, имела исключительно приятную внешность и гордилась впечатлением, которое производила. Её шёлково-чёрные волосы, гладко прилизанные по бокам, были взбиты в пышный волнистый начёс над алебастровым лбом. Короткая обтягивающая жгуче-алая кофточка, дополненная чёрными и алыми фарфоровыми бусами, подчёркивала талию; юбка была под стать, чёрная с красной отделкой. К гостям выступили, наподобие «балетных», четверо детей, картинно и изящно пожимая всем руки: Джереми, Таня, Дейзи и Доминик. Как и Клеменс, Джереми неширок в кости, с волосами цвета воронова крыла, зато рот у него как у Гидеона и те же широко поставленные глаза. У Тани длинные чёрные косички и темноватая кожа, глаза и рот определённо китайские. Дейзи совсем чёрненькая: её чёрная как сажа, матово-шершавая кожа не отражает свет; нос плоский восточноафриканский, волосы — тугие чёрные пружинки без малейшего отлива. Доминик скорее напоминал мулата. Все эти дети одеты в похожие брюки с нагрудничками и джемперы с воротничком, так что напоминают некую команду; все очень чистенькие. Возрастом они не сильно отличались друг от друга, двоим лет по десять, другим двоим — одиннадцать или двенадцать.

Клеменс протянула руки, приветствуя Уильяма: «Ой-ой-ой, какой же красавчик!» Гидеон отыскал кресло для миссис Ортон и восхитился её шляпкой. Появились девочки-подростки в кухонных фартуках, обеих представили как учениц блесфордской частной женской школы, которые мечтали познакомиться с молодым человеком, как его там зовут, Маркус? Маркус. Маркус, будь так добр, помоги Руфи и Жаклин подать на стол кушанья. У нас все всегда помогают на наших семейных обедах.

— Главное, смотрите, чтоб он там тарелки не поронял, — сказала миссис Ортон.

Гидеон засмеялся.

Расположившись за длинным столом, приступили к еде. Гидеон и Клеменс сочли нужным высказаться и о еде, и о присутствующих. Стефани ощутила себя читательницей романа, в котором всякая деталь и подробность неспроста, а имеет особый смысл. В центре стола помещался деревянный ангел, в высшей степени условно-абстрактный: на правильно-коническом теле — полированная сферка головы с позолоченным нимбом, крылышки из двух столярных «печений» (такими скрепляют дерево) заделаны в спину, напоминая два полулуния. (От привычных ангелов он, пожалуй, отличался так же, как «концептуальный» танец ребёнка — от обычного детского танца.)

На первое был морковно-чечевичный суп со свежевыпеченными цельнозерновыми булочками.

— Здоровая пища, — объявил Гидеон. — Земная пища! Хлеб я пеку сам. Конечно, это Клеменс меня научила. Но я себя нахваливаю, что у меня получается лучше. Тесто, оно ведь такое, любит сильное, мужское обращение. Его прежде отбиваешь, а уже потом оно расстаивается, подходит. Дрожжами можно разжиться в местной пекарне.

— Да, у пекаря, — сказала Стефани, которая и сама пекла хороший хлеб.

Был на столе и глиняный коричневый кувшин с вином. На наших семейных трапезах, объяснила Клеменс, всегда подаётся хлеб и вино, это в обычном порядке вещей. Детям налили немного вина в воду.

На второе был запечённый окорок, с румяными ломтиками картошки, с запотевшими от жара, специями посыпанными дольками яблок и зелёные листья салата. По множеству ободков тарелок — стилизованные пшеничные колосья. Маркус отказался от окорока.

— Молодой человек вегетарианец? — поинтересовался Гидеон, ловко орудуя ножом, нарезая для всех ломтики мяса.

— Нет, — ответил Маркус, — просто мне мясо не нравится.

— Случаются дни, — тут же отозвался Гидеон, — когда мне открывается жизнь сущего, и я тоже задумываюсь, быть ли мясоедом. А вы, миссис Ортон, вы не против мяса?

— Я без фокусов, — ответила та.

— Но бывают и другие дни… — продолжал Гидеон, продолжая тонко кромсать окорок, — когда я желаю быть заодно с большинством рода человеческого и думаю, что у Господа, верно, были веские причины создать нас плотоядными. Люди с незапамятных времён собирались вместе и ели мясо…

— Мясо ещё раздобыть нужно, — ввернула миссис Ортон, принимая от Гидеона розовые ломтики с медовой глазурью по бокам, нашпигованные чесноком.

Гидеон положил нож, придвинул к себе кубок с вином и со значительным видом преломил булочку. Девочки-подростки задумчиво жевали хлеб. Хлеб был и впрямь хорош. Маркус осторожно-пытливо повращал на тарелке вилкой свою картофелину, потом покрутил и яблоко. Картофелина — неправильная сфера, овального сечения, да и яблоко не лучше — сфера сплющенная и проколотая. Кроме того, изготовители посуды, создавая орнамент, не сумели точно соположить рыжеватый тон с зелёным, отчего пшеничные колосья не создавали должной иллюзии трёхмерности, а казались двумерно-избыточными… Маркус загородил яблоком неудачный узор и срезал у картошки один из концов, подкругляя эллипсоид. Миссис Ортон между тем заталкивала в рот свинину, морща лоб от усердия. Гидеон отнёсся лично к ней: