Живая защита

— Я расставил людей по обоим концам состава. Остановят, если поезда покажутся. Картузами круги будут вертеть, — доложил Жорка.

— Это кто же у вас за главного?

— Я, — без раздумья ответил крановщик.

— Вот как… Гм… А кто назначил?

— Сам. Чего ждать? Этот, — Жорка кивнул на Тузенкова, — только орать, а в железнодорожном деле не варит. А остальные, как и я. Ну и стал за старшего.

— Связь есть?

— Налажена.

Дементьев глянул себе под ноги, боясь оступиться. Жорка бегом спустился по откосу к телеграфному столбу, подождал, пока Дементьев, а за ним Тузенков подойдут к телефону. «Не опозориться бы!» — думал Жорка. Он глянул вверх. Кривыми крючками топорщились наброшенные на телеграфные струны извилистые провода. Надавил на кнопку, пуговкой торчавшую из темного со сбитыми углами деревянного ящика. В трубке тонко запищало:

— Кузнищи…

Передал трубку Дементьеву, тот надавил на клапан.

— Срочно управление. Начальника дороги… Разыщите!

Замолчал в ожидании голоса Осипова. Рядом шумно вздохнул Тузенков. Дементьев указал рукой, чтобы отошел, не мешал, и тот послушно отступил на бровку заросшего травой кювета.

— Да-а-а…

Солидно, басом. Так обычно отзывается только Осипов. Можно не спрашивать, кто ответил.

— Докладываю с места происшествия. Так точно, говорит Дементьев. Обычный наезд. Нет, не крушение. Случай брака. Жертв нет, раненых тоже. Машинист помят. Вендейко фамилия. Знаете? Да, в отделении тоже говорили, хороший машинист…

Главное, опередить всех, кто подъедет сюда из отделенческих и вздумает говорить с Осиновым о случае на перегоне. Еще главнее докладывать бодрым голосом, чтобы Осипов не уловил беспокойства или признаков паники. Тогда заподозрит черт те что, погорячится и наломает дров. Всякие неприятности, вроде материального ущерба из-за разбитых вагонов-ледников, из-за вышедшего из строя паровоза, надо сообщать постепенно. Пошумит, поволнуется. Так все и сойдет. А если упрекнет, почему сразу об ущербе не доложили, тогда можно сказать, дескать, возраст такой, что здоровье ваше берегли, мало ли что может случиться от такого неприятного известия. Нет, о возрасте не надо, обидится, поймет как намек: пора, мол, на пенсию. Надо ограничиться беспокойством о здоровье…

— Как самочувствие машиниста Вендейко?

— Докладываю. Машиниста Вендейко отправили в кузнищевскую больницу. Помят. Я понимаю всю важность сохранения его здоровья. Сейчас должен прибыть восстановительный поезд. Я сразу же отправлюсь в больницу. Поставлю всех на ноги, чтобы сберечь Вендейко.

В трубке затихло.

— М-м-м-да-а-а…

Осипова что-то озадачило.

— Поезда остановились, машиниста в больницу отправили, а вы докладываете как о веселом спектакле. Не верю.

Дементьев закусил губу.

— Как есть, так и докладываю.

— Не верю. Там не все в порядке. Сам приеду и разберусь.

В трубке пискнуло и замолчало. Черт те что! Его приезда не хватало! Хотя и стареет, зубы стали не те, что были, а вдруг да характер свой покажет. Осенние, стареющие мухи всегда кусаются больно. Перед смертью-то!

Андрей Петрович бегло взглянул на вагоны. С этим делом восстановители управятся без него. Ущерб невелик, перерыв движения поездов можно оформить по-всякому. Диспетчеры управления помогут, есть отличные ребята. До приезда Осипова надо подготовить основное: на перегоне случай брака, а не крушение. Не здесь, у притихшего паровоза, решится этот вопрос, не у диспетчеров, не у тех поездов, что накопились на станциях в ожидании отправления. В больнице! Вот где надо быть, вот где нужно оказать свое влияние.

— Виновников происшествия — обоих крановщиков — приказываю отстранить от работы. До окончания расследования. Тогда увидим, под суд или как по-другому. Понял, товарищ Тузенков? А сейчас — машину!

Вихрем сорвало Тузенкова с места. Он перепрыгнул кювет, выбежал на дорогу, разыскал шофера, спокойно дремавшего под кустом боярышника. Прошли всего считанные секунды, а зеленый «козел»-вездеход уже стоял около Дементьева. Ничего больше не сказал Андрей Петрович. Даже не посмотрел на Тузенкова. Быстро втиснулся в дверцу, согнувшись, сел рядом с шофером.

— В Кузнищи. В больницу. Только быстрее!

Машина подскочила на заросших травой кочках, у дороги подняла тучу пыли, выскочила на шоссе. Тузенков опять остался один у замершего поезда. Он боялся смотреть на черную паровозную громаду, зарывшую в землю вытянутые вперед буфера. Над паровозом вился желто-серый пар: в топке догорал уголь. Тузенкову мерещилось, если он подойдет к локомотиву, то котел взорвется.

В Кузнищах о случае на перегоне уже знали все. У входа в больницу толпились рабочие паровозного депо в ожидании сообщения о Вендейко. В скверике на траве сидели свободные от поездок машинисты. Они курили, поглядывая на зашторенные окна операционной на втором этаже.

Дементьева у подъезда встретили молчанием. Он вылез из машины, окинул сумрачно-беспокойным взглядом рабочих. В глубине толпы пожилой железнодорожник в старой форменной фуражке с серебряными молоточками на околыше громко вздохнул и проговорил:

— Из-за одного паршивца, а скольким кисло.