#живи

– Окей, раз уж вы просите.

Разумеется, я не присутствовала при их разговоре. Но нетрудно догадаться, о чем они общались. Неспроста же Кэт сидит со мной и на уроках, и в столовой; терпеливо отвечает на любые вопросы, изображая подругу. Раньше здоровалась через раз, а теперь мы неразлучны. Ей хорошо дается новая роль – Кэт с первого класса играет во всех театральных постановках и даже ездила с драмкружком на фестиваль театрального искусства.

Я ей почти верю.

Но Кэт не хватает душевности. Мы разные, хоть она и старается вовлечь меня в свой – популярный – мир, где нет никаких забот, кроме шмоток и парней. Неделю назад она пинками привела меня в кафе с вкуснейшим bubble tea на свете. Я даже и не подозревала, что если в обычный чай добавить кусочки желе, получится так классно! Зато теперь хожу в Crazy Bubble (так называется кафе) почти каждый день. Там, действительно, крейзи! На белых обоях брызги красок, а стена у барной стойки утыкана распечатанными снимками из их «Инстаграма». Вместо столов и стульев – мягкие пуфики. Музыка бьет битом. Чай подают в пластиковых стаканчиках, на каждом из которых нарисован смайлик. Нет ни унылых официанток в передниках, ни подносов, ни керамических чайников – ничего из того, что превращает кофейню в банальность.

Ценники там, конечно, – закачаешься. Кэт не видит в них ничего запредельного, а я всякий раз выскребаю последнюю мелочь и никогда не беру двойную порцию.

А на выходных она затащила меня к своим друзьям на дачу, откуда я сбежала тем же вечером. Уехала на последней электричке после того, как хозяин дачи напился какой-то дряни и рыдал на кухне, а его друг лапал меня за коленку и лез целоваться. Когда я в спешке закидывала одежду в рюкзак, Кэт только пожала плечами – мол, сама не понимаешь, от чего отказываешься.

У нас нет ни единого общего интереса, так откуда же взяться дружбе?

– Ребят, а вы в курсе, что Алекс завела инста-блог?! – во весь голос заявляет Кэт.

– Ничего я не завела! – пытаюсь перебить, чтобы одноклассники не вздумали залезать ко мне и рассматривать то фото.

Они же будут смеяться или изображать сострадание.

Поздно. Кэт сбрасывает мой профиль (ну зачем я ей отправляла ссылку?) в наш групповой чат. Телефон безостановочно вибрирует. Лайки растут. Класс добавляется ко мне в подписчики. Девочки говорят, что фото с кошкой шикарное, а мы с Мариной очень симпатичные. Даже парни помалкивают, хотя месяц назад назвали бы и меня, и Марину, и Машку Вторую швабрами. Никогда раньше одноклассники не проявляли к нам ничего, кроме равнодушия.

Зачем лгать? К чему пытаться быть участливыми? Для них мы с Мариной были никем. От нелепой жалости тошнота подкатывает к горлу.

Лицемерие – повсюду. В школьной газете тоже написали: «Горюем вместе с семьей Марины», а на следующей странице выложили статью о «комедиях, способных довести до икоты».

Представляю, как смешно Марине наблюдать за всем этим оттуда.

– Спасибо, – бурчу я, уткнувшись в учебник. – Обязательно ко всем добавлюсь.

На мое счастье, в кабинет заходит историчка. Она нудит, что Перестройка сменила период «застоя», а в наших головах не откладывается ничего, кроме непонятных названий. Кэт под столом переписывается с Димой и изредка выдает ироничные замечания:

– Зойка – единственный живой экспонат первобытнообщинного строя, – это она про историчку. – У нее и телефон с тех времен сохранился, – показывает на кнопочный мобильник Зои Павловны, лежащий на краю учительского стола.

Я не улыбаюсь, а вот Ирка подобострастно хихикает с задней парты. Зоя Павловна учительница, незлая и справедливая, но старенькая, а потому совсем глухая; она расписывает на доске какие-то даты, а Кэт распаляется, не сдерживаясь.

– Как вы думаете, Зойка застала динозавров? Не, она была причиной, почему те вымерли. – Её плечи трясутся от беззвучного хохота. – Алекс, ну и чего сидишь такая тухлая, будто это ты померла, а не Татарчук? – заявляет она, но тут же понимает, что именно ляпнула. – Ой, – глаза округляются, – прости. Я случайно.

Случайно?! Во мне закипает ярость, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Поднимаюсь так резко, что стул валится на пол. Бах! Все, как назло, замолкают. Зато Зоя Павловна реагирует на громкий звук и оборачивается к нам, слепо сощурившись.

– Александра! Что за вольности?! Ну-ка сядь на место! – Стучит указкой по доске, но я не реагирую.

Как ей ответить? «Уж простите, что Кэт ржет над смертью моей лучшей подруги?»

Хватаю рюкзак и сбегаю подальше от всех. Перед глазами всё расплывается пятнами, и мне кажется, что я запнусь о собственную ногу и непременно навернусь с лестницы. Не удержу равновесия. Разобьюсь вдребезги, как хрустальная ваза. И пусть. Так будет лучше для всех.

Почти забегаю в гардероб, но у поворота меня ловит Наташка.

– Давай-ка заглянем на минутку ко мне. Держи. – Протягивает носовой платок, но я уже стерла слезы рукавом пуловера. – Мы плачем, приходя на свет, а все дальнейшее подтверждает, что плакали мы не напрасно², – вздыхает она горестно.