Живи, Алонзо

Затем вытащил из левого кармана документ и прочитал: “Анджело Гуичиардо, 1897 год рождения, город проживание – Рим”. У парня закружилась голова. Единственная фраза, промелькнувшая в сознании: “Не может быть”. Он ещё раз взглянул на друга детства и, развернувшись, опустил голову. Закрыв лицо руками, Алонзо горько заплакал. Слёзы, стекавшие по ладоням, мочили рукава и падали на землю. Печальное событие того дня, отпечаталось в сознании обжигающим клеймом – “ужасное совпадение”. Из всех многочисленных госпиталей Анджело попал именно сюда, для такой кратковременной встречи и прощания одновременно. Алонзо хотел что-то сказать Медее перед отъездом, что-то доброе и вдохновляющее, чтобы она запомнила его хорошим парнем, но вместо этого, прозвучало лишь: “Arrivederci”. Разум был словно затуманен и вновь, стиснувши зубы, Алонзо отправлялся на фронт. Единственный вопрос, который не покидал его всю дорогу, да и последующие несколько дней: “Perche?” Для него это было невероятным совпадением, эмоционально противоположным встречи с Нореттой.

Только спустя неделю Алонзо начал приходить в себя, фронтовая обыденность вновь поглощала. Вновь он участвовал в боях и порой, даже задумывался, как ему удавалось оставаться в живых так долго? Впрочем, спустя такой продолжительный период, проведённый на фронте, у Алонзо сложилось своё собственное мнение о войне в целом, и о тактике ведения боя.

Парень создавал видимость стрельбы в противника, был очень аккуратным, не геройствовал, при этом не считал себя трусом. Некоторые солдаты открыто выражали своё недовольство по отношению к приказам, обсуждали убитых товарищей и новости с других линий фронта. Невооружённым глазом было видно отсутствие желания с их стороны идти в бой. Учащалось количество побегов и дезертирства. Со временем об этом начал задумываться и Алонзо, особенно когда письма от Норетты стали приходить реже. Предложения в них были более короткими и однотипными, а слова – более холодными. К тому времени парень кое-как сам научился писать и в каждой строке, как можно искреннее, старался выразить то, что он чувствовал к девушке. Он был открытым для неё полностью – сердцем, разумом и душой. Не вдавался в подробности происходящего на войне, чтобы лишний раз она не волновалась. Да и словарного запаса у него было недостаточно, для достоверного описания того ужаса, который там происходил. После откровенных писем, в ответных строках вновь наблюдалась взаимность, которая являлась единственным лекарством для молодого сознания, подвергающегося таким тяжёлым испытаниям.

В августе того же года известие о том, что итальянские войска сумели захватить Горицию, стало для Алонзо новой, кратковременной надеждой о приближающейся победе. По всей линии фронта велось наступление, которое в итоге прекратилось в конце осени. Победа оказалась лишь одной из многих фантазий парня, которому надоела война, надоела эта окопная жизнь, эта грязь, образованная осенними дождями, и смерть вокруг. В зимнюю пору, его согревали лишь мысли и надежды о встрече с Нореттой. Он думал про себя: “Как хорошо, что мы встретились в тот день, что ты узнала меня. Да и вообще, что ты есть на этом свете. Если бы не ты, Норетта, я был бы уже мёртв”.

Весной 1917 года вновь начались активные боевые действия. Взрывы, стрельба, раненные и убитые, пленные и потерявшие рассудок – всё это стало обыденностью для Алонзо, который, казалось, привык к постоянному напряжению и жизни на фронте. Тем не менее, каждое сражение отличалось от всех остальных, и не важно, к каким потерям оно приводило. Каждый бой накладывал свой отпечаток на всех выживших солдат, у парня они исчислялись десятками. Переломным моментом в том году стало объединённое наступление австрийских и немецких войск в октябре. Беспорядочное отступление итальянцев сопровождалось многочисленным захватом пленных. Алонзо удалось избежать той участи и, готовясь к обороне уже на реке Пьяве, мысли о побеге вновь настигли его разум: “Сколько это может продолжаться. Как мне всё это надоело. Я могу сбежать, пока ещё не поздно”. В тот же день краем уха он услышал один из диалогов солдат в окопе.

– Гаэтано, послушай меня, пока есть шанс, нужно уходить.

– No.

– Подумай о жене и дочери. Лоредана не должна расти без отца.

– Не хорони нас раньше времени.

– Если останемся тут, то точно погибнем.

– А если все сбежим, тогда что?

– Я не говорю о всех, только о нас.

– Фачино, представь, что каждый солдат будет думать как ты… Я люблю свою семью и страну. Пусть лучше моя дочь растёт без отца, погибшего на войне, чем с трусом, предавшим свою родину, предавшим Италию.

“Действительно, – подумал Алонзо, – если каждый захочет сбежать, мы точно проиграем войну. Неужели я столько пережил, чтобы сейчас сдаться? Нужно стоять до конца”.