Живи и помни

Но основой города было все-таки море. Оно было необычно, ни в какое сравнение не шло с Черным. Азовское море отличается спокойным нравом. Большой накат здесь редкость. Вода чистая, почти пресная, и много рыбы. Здесь увидишь огромное количество всевозможных суденышек. Тут и маленькие тобики, плоскодонные фелюги и фофаны, неповоротливые, с темными парусами баркасы, легкие белокрылые верботы и яхты.

Всем им Азовское море давало не полные, но значительные гарантии безаварийности плаванья. Отчаянные мореплаватели, контрабандисты на ветхих восточных суденышках бросались в опасные авантюрные мероприятия.

Такие мысли, словно морские волны, мирно плавали в голове Семена, когда он подъезжал к Таганрогу. Он уже предвкушал встречу с любимым городом. И эти картины лишний раз напоминали ему о достоинствах того места, где он родился.

«Дело, конечно, не в природных богатствах города и моря, – думалось дальше Семену, – ведь многое определяют люди, которые здесь живут. Здесь, как ни в одном из других городов России, уживались вместе многие национальности. В их числе – русские и евреи, татары и греки, итальянцы и армяне, украинцы и грузины. Многоязычный говор заполнял базар, трактиры, порт…

Всем хватало места, каждый народ вносил в это общение свой темперамент, ум, обычаи. Их всех объединял город, утопающий в зелени акаций, пирамидальных тополей, фруктовых деревьев, море цветов.

За прошедший век уже несколько поколений от смешения крови столь неуемных национальностей породили новый тип таганрожца: красивого, смелого, физически крепкого, решительного, темпераментного. И каждый был по-своему обаятелен и красив, будь то юноша или девушка. А возможность проявить себя, утвердиться в жизни, давал, опять же, этот город. Он находился несколько в стороне от центральной российской власти. И это порождало в городе атмосферу вольности и свободолюбия. Нередко они перерастали в трагические разборки с поножовщиной. Время от времени обывателей города и даже всей губернии потрясали факты испепеляющих, страстных романов, от которых бледнели персонажи шекспировских произведений.

Туманные философские рассуждения Семена о судьбе Таганрога внезапно оборвались. Гнедой зацокал по брусчатке. Экипаж въезжал в город. Быстро темнело. Так бывает только в южных городах. Засветились окна домов. На тенистых улицах стало много прохожих. Вот экипаж проехал мимо уже опустевшего базара, показалась пожарная каланча. Семен придержал коня, который, почувствовав близкий отдых, ускорил бег.

– Тише, тише, голубчик, – придерживал его Семен. – Тут бы нам с тобой не проехать поворот на Александровскую.

Именно там, за поворотом, и находился его дом. Третьего дня отец с оказией предупредил дворецкого о приезде молодого барина.

«Стало быть, ждут», – думал Семен, пригибаясь к облучку, чтобы за тенистыми каштанами разглядеть путь.

Внезапно впереди послышался шум борьбы, сдавленный крик. Семен вздрогнул, тело напряглось. В юности на тенистых улицах он не раз сталкивался с романтическим противоборством молодых людей с разных улиц, организованных босяков, воров, контрабандистов.

Простонародью было не до судов, и возникающие конфликты оно стремилось разрешать один на один или в групповых потасовках. В таких ситуациях зачастую городовых почему-то не оказывалось поблизости. А дворники неистово свистели, стоя на месте и не решаясь ввязываться в драку.

Семен поехал быстрее. Справа, в арке двухэтажного дома, ведущей в темный двор, мелькнули две или три фигуры. Еще раз послышался сдавленный женский крик о помощи. Улица была безлюдна. В одно из окон выглянула старушка.

«Она мне не поможет, – подумал про себя Семен, бросив поводья, и строго крикнул Гнедому:

– Стоять!

В три прыжка он оказался возле арки. Из нее двое в поддевках тащили за руки упирающуюся женщину к стоящему поодаль экипажу. В полумраке Семен с трудом различал борющихся людей. Один из нападавших был в лакированных сапогах, коротко подстриженные волосы обрамляли его лоснящееся от пота лицо. Другой – высокий, жилистый, с вытянутой лошадиной физиономией. Он, видимо, был старший, ругался на сотоварища, пытаясь закрыть рукой рот своей жертве, и шипел:

– Мадам, ну, мадам, ничего плохого мы вам не сделаем! Имя, только имя ухажера! Только имя, ну…

И тут же переходил на рычанье в сторону своего напарника:

– Да держи ж ты ее крепче!

Потом шла отборная брань. Мордатый лишь пыхтел, бормоча в свое оправдание:

– Ваше благородие, да разве удержишь эту…

В то же время, женщина отчаянно отбивалась. Ее каштановые волосы рассыпались по плечам из-под упавшей с головы накидки. Она беспрестанно путалась в своей длинной цветастой юбке. Ее миловидное лицо волнами выражало то отчаянье, то решимость, то злобу на своих мучителей. Но только не страх.

«Странное дело, – подумал Семен, – женщина не пытается никого звать на помощь».

Вся эта ситуация на полутемной улице города, словно фотовспышка, отразилась в сознании Семена; он решительно шагнул вперед и хриплым от волнения голосом крикнул:

– Господа, отпустите ее!