Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне

— Нет, ты погоди все ж. — Пашка еще не сообразил, какая роль ему теперь удобнее — токаря или лейтенанта. — Прошлое что, там все ясно.

— Ты считаешь? Ну мы вон там присядем, — показал директор.

Они уже миновали редкую рощицу и вышли на зеленый бережок реки. Директор показывал на бугорок, куда змеилась черствая тропа. Недовольно пыхтя, Пашка полез на бугор. Теперь ему казалось, что роль токаря устраивает его больше. Он уже почти жалел, что ушел с пятачка. На площадке свои люди, там и разговаривать было бы легче.

Директор остановился на бугре. Расставив ноги, он заинтересованно глядел вниз, на луга и на лес за деревней. Посмотрел туда и Пашка, но ничего интересного не увидел. Осенний день выдался жарким. Пашка стащил кепку и вытер подкладкой лицо.

— А ты плешивый стал, — покосился на него директор. — Был чуб и не стало.

— Я еще не знаю, что у тебя под шляпой, — проворчал недовольный Пашка. — Может, такая же плешь. Лично она мне не мешает.

Директор понял и небрежно бросил под ноги свою шляпу. Пашка увидел густой ежик волос. Он был совершенно седым.

— Знаешь, о чем и думаю, лейтенант? — грустно проговорил директор. — Неужели старое нас больше не связывает, и мы не найдем общего языка? Обидно было бы.

Тут Пашка при свете белого дня увидел бугор, похожий на этот, такой же, может быть, только на нем росли березы. Он опять вспомнил тот день под городом Коростенем, вспомнил лицо в грязных подтеках…

— Как не связывает? — с раскаянием прошептал он. — Ты что, сержант!.. Я до смерти не забуду. Но уж больно это… как-то… Я не ожидал. Был сержант, стал, видишь, директором. Хотя чего ж, я и на фронте думал: вот человек, ученым станет. Лобастый ты был. А как считал! Не разучился считать?

— Проверь, лейтенант.

— Проверю, — оживился Пашка. — Задам задачку. Вот: семьсот пятьдесят на семнадцать. Считай!

— Пример для пятиклассников. Ты миллионы возьми.

— Ишь ты! И сосчитаешь? Но смотри, как тогда, без бумажки. Запоминай: пять миллионов семьсот пятьдесят три тысячи сорок семь на четыре миллиона девятьсот сорок тысяч восемьдесят один.

Бывший сержант поднял голову и секунд через пять сказал:

— Сумма из четырнадцати цифр. По порядку: 2, 8, 4, 2, 0, 5, 1, 8, 4, 7, 6, 8, 0, 7.

Пашка недоверчиво мотнул головой.

— Так и я смогу. Сумма цифр. А как проверить? Я уже и забыл, сколько на сколько ты множил.

— Согласен. Перемножь на бумаге.

Директор вынул розовый блокнот и золотой карандашик и протянул все это Пашке. Пашка пощупал блокнот в мягкой шелковистой обложке, полюбовался золотым карандашиком, уважительно сказал:

— Ладно, только я цифры помельче возьму. Чтобы не водиться долго.

Он присел на корточки и умножал минуты две. Директор ни разу не обернулся. Он по — прежнему глядел на луга и на багряный лес.

— Готово. Считай: пятьсот восемьдесят пять тысяч семьсот семнадцать на… сорок шесть тысяч триста пятьдесят восемь.

Директор снова поднял голову и, словно прочитав на небе ответ, тотчас же сказал: 27 миллиардов 152 миллиона 668 тысяч 686.

— Точно! — вскричал восхищенный Пашка. — Цифра в цифру. Силен ты, сержант! Недаром тебя майор Петренко в штаб считать вызывал. Помню: где сержант? А сержант у майора. Где он сейчас, майор Петренко, знать бы.

— Полковник Петренко, лейтенант. Он в Берлине погиб.

— Да ну! — опечалился Пашка. — Не дожил, значит? Жаль, справедливый мужик был Ты с ним до

Берлина дошел? И вот, видно, ученым стал… А демобилизовался когда?

— Я еще служу, лейтенант.

— Как? Ты военный?..

— Так точно. Еще военный.

— Дела — а, — настороженно протянул Пашка. — В гражданском ходишь… И шофер твой, я заметил, в гражданском. Не подумал бы… А звание? — спохватился он: — Я тебя все сержантом… А ты, я думаю, давно меня переплюнул?

— Немножко переплюнул, — спокойно сказал бывший сержант. — Но это значения не имеет.

— Не — ет, — запротестовал Пашка, — ты все-таки скажи, кем стал. Кто по званию? Я это должен знать.

— Генерал я, Паша.

— Ты?.. Вы генерал? Без бреши?..

На короткий миг Пашку снова заклинило.

Генерал! Человек, который вынес его из боя… спас… он, сержант Савельев!..

«Славка он. Славка Савельев!» — подсказала память.

Петренко нас выводил. Меня фрицевский автоматчик насквозь продырявил! После Киева, помнишь, мы на запад рванули, а не — мец…

Коротким движением руки бывший сержант обрубил Пашкину речь на полуслове — как будто глотку перерезал. «Ого!» — успел подумать Пашка. Он и раньше догадывался, что сержант высоко взлетел, теперь же окончательно убедился. И смутился, сник.

— Коростень не забыл, — тихо проговорил сержант. — Мне тот день нельзя забыть. Но ты неправ, лейтенант: я тебя всего часов пять тащил.

— Неужто? А мне казалось… Да нет. я хорошо помню! То ночь, то день…

— В бреду, лейтенант. Ты без сознания был.

— А небо в алмазах?

— Что?

— Увидим небо в алмазах — не ты говорил? — с хитрецой спросил Пашка.