- Так эшафоты и добру тоже служат. Не слышал такой фразы: "Добро должно быть с кулаками"? Это отец Станислав, - телепроповедник, знаешь, - говорит постоянно...
- Чушь он говорит. Добро должно быть не с кулаками, а с мозгами. Безмозглое добро с кулаками - вещь опасная...- буркнул Николай Петрович, поблескивая глазами из-под косматых век.
- Ну, ты сказал... Это, может, и так. Только я не хочу обо всём этом думать... - мямлил я. - Может, вернее - не думая, сделать, что сердце скажет? Не колеблясь? Решиться, а там - хоть в омут вниз головой? Колебания-то никого ещё не спасали... Всё равно всего не предусмотришь...
- Вот-вот, не думай, - скептически протянул отец, всё твёрже сжимая между крепких рук рукоять палки. - Русские люди тем и сильны, что не думают, что делают. Им приказывали, они делали. Так и наворотили Россию на полмира. На Западе же трижды думают, прежде чем сделать что, вот у них и тратится жизнь по мелочам. А ты не думай, ты храбрись, рвись вперёд, до конца, по-русски. В этом, может, счастье твоё. Чтоб его, счастье это, до конца исчерпать, храбрым надо быть. Большинство не дочерпывают - пугаются того, что проступает со дна. Поверь, я по своему опыту говорю.
Я стоял, глядя в землю и крутя в кармане из пальцев фигу. Как я был гадок сам себе в этот миг! И как мне было приятно чувствовать свою гадкость!
- Н-даа... - только и смог протянуть я. - А ты, мама, что скажешь?
- Делай, сынок, что хочешь. Что сделаешь, то и правильно. Ты теперь большой, ты теперь... власть, - проговорила она бесцветным голосом, теребя край своего серого платка. - Делай, как знаешь. Стары мы тебе указывать.
В этих её словах мне слышались другие слова: "Я, сынок, не хочу, чтобы ты правил. Но власть тебя выбрала, и я против неё не пойду. Я женщина слабая, всегда слушаюсь".
- Мать, она в своём репертуаре. Ничего не сказала и всё равно ошиблась, - огрызнулся отец.
Галяндаев стоял, еле пряча улыбку. Было видно, что его забавляет происходящее. А моя голова кружилась, как у пьяного. Я не ожидал от родителей такой реакции... Я думал, они будут удивляться, радоваться, сердиться, завидовать, наконец, но спокойного неодобрения сыновнего успеха от них я не предполагал. Но именно из-за этой их реакции решение рискнуть- окончательное, прямое - созрело в моём сердце.
- Вы судите, как хотите. А я всё-таки рискну. Сыграю в игру с большими ставками - и, может, выиграю... История - это игра. И мне в ней не победа сама важна, а проверка моих сил. Понять себя хочу: кто я? Большой я человек или маленький, сильный или слабый? Поставлю эксперимент... над собой. Над людьми. И, может быть, переупрямлю. А не смогу победить - хотя бы узнаю, кто я. Это знание дорогого стоит. Не для такого ли знания вы меня растили, а?
Я лукаво подмигнул. Родителям от этого явно не стало веселее: мать сгорбилась ещё больше, а отец, наоборот, выпрямился, как по стойке "смирно".
- Поступай как хочешь. Ты человек вольный, взрослый. Мы за тебя не решаем. И вообще, хватит болтать, нам пора на плантацию. Людей в Остроге кормить чем-то надо, - буркнул отец.
Мы пожали друг другу руки и разошлись.
Лифт повёз старичков назад, на верхние этажи их дома, а я сел в авто Георгия Петровича, и мы поехали в Острог.
Всю дорогу назад я не сказал ни слова. Только Галяндаев, сидевший рядом со мной в машине, чему-то молча улыбался, и встречный ветер развевал его одуванчиковые волосы.
ПРЕЛЕСТИ МОХОВОЙ КУХНИ
Как известно, коронованные особы не имеют права ни на любовь, ни на творчество.
Разумеется, многие короли писали стихи, пьесы или картины, но всё это имело характер хобби, любительства. Качеством их творения никогда не отличались. Таков закон природы: рука, подписывающая смертные приговоры, не может держать перо или кисть.
Поэтому Андрею предстояло уйти из литературных кругов, в которых у него было много друзей.
Чтобы попрощаться с друзьями и бросить последний взгляд на их стройные ряды, Андрей пришёл на банкет в Острожский дом литератора - Осдомлит. Там, в рамках празднования восьмидесятилетия городского писсоюза, презентовалось новое направление в поэзии - белибердизм. Три молодых автора создали его за неделю до праздника и, не поняв как следует, что у них родилось, понесли показывать дитя обществу.
Гостей ждал роскошный банкет. Повар Иван Серафимович Торчило показал вершину кулинарного артистизма. Все моховые блюда на праздничном столе были выполнены в виде миниатюрных животных, ничем не отличавшихся от настоящих- слонов, тигров, львов. Мох блестяще играл роль шоколада и марципана.
На банкете присутствовали виднейшие поэты-белибердисты и их друзья: Вася Холод - пузатый, щекастый юноша, напоминающий пельмень, надувающийся от важности; авангардная поэтка-эстетка Елизавета Петровна Лихач; некто Илья Львович Голимонт, - постоянный гость всех мероприятий, десять лет ничего не писавший, но в силу привычки всеми за что-то уважаемый и всюду приглашавшийся, и многие другие.