Живой

— О, хорошо. Он придурок. Если бы вы двое до сих пор были бы вместе, я бы сказала тебе бросить эту задницу и пойти сюда к моему брату, — сказала она, еще раз подмигнув, затем хлопнула Меррика по плечу. — Может быть, он тоже бывает засранцем, но, на самом деле, он сожалеет по этому поводу.

Я тихо засмеялась вместе с ней, потом увидела посуровевшее выражение лица Меррика. Трудно было сказать, был ли он зол на меня, или это было что-то другое. В любом случае, мне не хотелось бы быть рядом с ним, когда он, в конце концов, начинал грубить. Я устала, эмоционально и физически. И, честно говоря, весь этот разговор опустошил меня.

Трус, прошипел я про себя.

— Успокойся, Меррик, — вздохнула Мэри.

На этом я схватила сумочку со стойки и попрощалась с Мэри.

— Я приду в понедельник, Меррик. Доброй ночи.

Я не ждала ответа. Это был первый раз, когда я убежала от него так быстро.

Когда я добралась до входной двери, я услышала, как Мэри, наконец, сказала.

— Забудь, Меррик.

Чем бы это ни было, это не могло быть хорошим.

Глава 10

Меррик

Я разрывался между желанием снова прятаться ото всех и потребностью выбраться из этой ямы, в которой оказался.

Ужин с Мэри состоял из ее постоянных вопросов о том, как я себя чувствую, как мне помогает Грэйс и когда я перестану быть «большим ребенком». Она не снизила темп, пока я не заговорил, что заняло гораздо больше времени, чем она планировала.

Я ее не винил. Я вел себя как ребенок с тех пор, как вернулся, относился к ней и ко всем остальным как к обузе. Точно так же я относился к маме — с раздражением.

— Я над этим работаю, — сообщил я Мэри.

— Я это вижу, — сказала она со вздохом. — Вопрос: почему?

— Это имеет значение?

— Наверное, нет. Но, может быть, если бы ты знал причину, это помогло бы тебе понять способ немного лучше.

Она была права. Я знал одну из причин, но она пугала меня до чертиков. Лишь одна мысль о последних нескольких неделях с Грэйс заставляла меня вздыхать и съёживаться в одно и то же время.

Я терпеть не мог, когда все делают за меня. Служба в войсках научила меня самому заботиться о себе, быть самостоятельным. Я провел лучшую часть последних двенадцати лет, обучаясь выживанию, оказываясь в ситуациях на грани жизни и смерти, и всегда должен был быть готовым бежать навстречу опасности.

Сейчас, казалось, что все это было игрой.

— Я справлюсь с этим. Это все, что я могу, так?

К тому времени, как Мэри привезла меня домой, я уже наговорился и решил, что мысли о причинах будут только мешать способам. Мэри не знала, о чем она говорила.

— Я знаю, ничего не изменилось, Мер, но мы все надеемся, что ты пройдешь через это, — сказала моя сестра подавленным голосом. Затем она ушла, вернувшись к жизни, которая ей нравилась.

Но все изменилось.

Боль уменьшалась, к ней стало легче привыкнуть. В конце тоннеля наконец-то появился свет, и злым или нет, я приближался к этому концу. Я работал над тем, чтобы вернуться к прежнему Меррику, которого хотела Грэйс.

Потому что я хотел Грэйс.

Я хотел ее больше, чем хотел не чувствовать боли. Почти больше, чем хотел снова видеть.

Симпатия между нами была настолько сильной, что сосредоточиться на чем-то еще было совершенно бессмысленно. Она помогала мне с моим лечением, с готовкой, со всем. И хотя я это терпеть не мог, я рад, что это была она.

Она была здесь, когда я был не в настроении, успокаивала меня и достигла той части меня, которая однажды была наполнена мужеством. Той части меня, которая, как я думал, была все еще в той жуткой пустыне. Она напоминала мне, что то, что казалось невозможным, на самом деле было возможно. Мне просто нужно было хотеть этого больше, чем я хотел это ненавидеть.

Я очень ненавидел эти дни, и я устал. Устал от гнева и безнадежности. Все это опустошало меня каждый божий день.

Были и другие перемены.

Следующие пару недель Грэйс была спокойна. Конечно, мы разговаривали столько, сколько и всегда, временами споря, но только потому, что я ее провоцировал. Она была такой чертовски сексуальной, когда спорила со мной. Ее голос становился хриплым, и от этого у меня сжималось в груди. Энергия, которую она излучала, заставляла каждый нерв в моем теле оживать. Я обещал перестать дразнить ее, но это было обещание, которое я вряд ли смог сдержать надолго.

Кроме того, я уверен на все сто, что ей нравилось это так же, как и мне.

Грэйс спросила о Мэри и ее муже, Сэме. Она спрашивала о Митче и по моей просьбе мы даже ездили навестить его однажды на неделе. Мне совсем не нравилось уезжать из дома, но мой брат был гораздо важнее. Суд по делу об аварии приближался, из-за этого вся семья была на грани, так как Митч все еще восстанавливался. Даже своим молчанием Грэйс не позволяла мне терять связь с реальностью, что помогало маме держать свои страхи при себе. Им не нужно было, чтобы я набрасывался на них или запирался в одиночестве, когда это все еще было так свежо.