Сожаление на лице Меррика сказало достаточно, но, в любом случае, он рассказал мне.
— Первую неделю, когда я вернулся, он звонил мне. И потом еще несколько раз.
— И?
— Что и? Я с ним не говорил.
— Я не понимаю, — сказала я, чувствуя, что полностью упускала суть.
— Мы разговаривали один или два раза в больнице в Германии, но никто из нас не был в состоянии быть дружелюбным, — горько сказал он. — Я не ответил на звонок и не перезвонил ему.
— Почему нет?
Он покачал головой и попытался оттолкнуться от стола, но я его остановила, положив свою руку на его руку.
— Почему нет, Меррик?
Мышцы на его руках заходили ходуном, дрожа под моими пальцами.
— Потому что я не заслуживаю его дружбы. Это моя вина, что мы попали в эту чертову бурю, которая убила большинство моих парней. Моя вина, что еще чуть-чуть, и он не вернулся бы к своей семье.
— Но он вернулся. Не могу представить, чтобы он винил тебя за что-нибудь.
— Ему и не нужно, — рявкнул Меррик, хмурое выражение его лица напомнило мне первый день в качестве его сиделки.
Я молчала. Мне не хотелось провоцировать его гнев, но я не хотела говорить ему, что все будет хорошо. Ничего не будет хорошо, потому что он до сих пор винил себя за все это, все еще боролся за то, чтобы жить дальше.
Как долго это будет длиться? Сколько напоминаний он еще получит, прежде чем он, наконец, начнет пробиваться через воспоминания, причинявшие боль?
Каждый визг шин, каждое хлопанье шкафа для посуды, даже громкое жужжание газонокосилки заставляли его напрягаться. Все это заставляло его помнить.
Лицо Меррика было обращено в мою сторону, но его глаза смотрели в... никуда. Вообще в никуда. Из-за этого у меня в горле образовался огромный комок, я думала о том, через что ему, должно быть, пришлось пройти, что он, должно быть, видел у себя в голове в тот самый момент. Он не будет чувствовать комфорт, лишь увидев искренность в моем выражении, и неважно, что я сказала бы, это ничего не изменило бы.
— Извини, Меррик. Больше никаких вопросов.
Гнев на его лице смягчился от извинения, и он закрыл глаза, ругаясь про себя.
— Нет, ты извини меня, Грэйс. Мне не следовало так с тобой огрызаться.
— Все в порядке. Мне не следовало давить.
— Нет. Не говори, что все в порядке. Это не так, — он вздохнул, ссутулив плечи. — Я знаю, что ты хочешь помочь, и я знаю, что я веду себя неразумно. Просто сложно думать иначе.
Я потянулась к его руке и сжала его пальцы. Они были холодными и дрожали, и от этого мою грудь сковало и словно затянуло в водоворот.
— Тебе не нужно думать иначе, Меррик. Пока, по крайней мере. Никто не должен говорить тебе, как чувствовать, потому что никто не смог бы понять, что ты пережил. Мы просто хотим, чтобы ты вернулся. Твои родители хотят, чтобы ты вернулся, и я...
Он медленно поднял голову, эти его пленительные голубые глаза смотрели прямо вперед. Было очевидно, что он все еще надеялся что-нибудь увидеть, когда бы он ни открыл их.
— Ты что? — спросил он голосом чуть громче шепота.
Я сделала глубокий вдох и попыталась говорить как можно спокойнее. Я понятия не имела, что я хотела сказать, но я знала, что ему нужно было услышать. Медленно выдохнув, я тщательно подбирала подходящие слова.
— Я тоже хочу тебя вернуть. Я видела прежнего Меррика и знаю, что он все еще где-то здесь. Мы не ждем, что ты будешь таким же, каким был раньше, но мы хотим, чтобы ты был здесь. Был с нами таким, каким сможешь. Чтобы ты знал, что мы здесь, рядом с тобой.
Пальцы Меррика сжали мои, и своим большим пальцем он прижался к тыльной стороне моей руки. У меня во рту пересохло, в животе запорхали бабочки. Знал ли он уже?
— Я просто думаю, что тебе не нужно торопиться, — добавила я, немного затаив дыхание. — Просто помни, что ты не один, неважно, сколько времени это займет.
— И откуда ты знаешь, какой я прежний?
— Потому что я видела тебя все это время. Видела тебя с твоими друзьями и с семьей.
— Но мы никогда не разговаривали, никогда не проводили время вместе. Черт, я даже не помнил твоего имени. Я знаю, это означает, что я придурок, но от этого мне только больше интересно. Тебе не нужно было знать, каким я был. Это не меняет тот факт, что я еще видел тебя.
Его правый глаз потемнел, зрачок расширился настолько, что почти вся голубая часть глаза исчезла. В тот момент я не думала о том, что это значило, когда его глаз вообще на что-то реагировал. Все, о чем я могла думать, это то, как его рука держала мою, и как сильно мне хотелось нырнуть в его сильные руки и остаться там навсегда.
— Теперь я тебя вижу, Грэйс, — сказал он, пододвигаясь ближе до тех пор, пока между нами не осталось всего несколько дюймов. — Я...
— Эй! Я здесь, Меррик.
Мы оба вздрогнули от голоса, доносящегося от входной двери. Мэри, старшая сестра Меррика, приехала, чтобы забрать его. Худшего времени и выбрать нельзя было. Или как сказать лучше?