Живой

Его жар не спадал, и было трудно заставить его успокоиться и уснуть. Он был слишком сильным, и то, что он, должно быть, видел, было просто слишком интенсивным.

Я сидела у его постели всю ночь напролет, не зная, делала ли я хуже ему или нет, что я не отвезла его к доктору. У меня не было даже возможности посадить его в машину, его и мои родители находились за городом. Единственным вариантом было позвонить Мике, который сказал мне измерить температуру Меррику и постараться не допустить обезвоживания, пока он не приедет.

— Больница сейчас самое последнее место, которое ему нужно, Грейс. Так же, как и скорая помощь. Дома ему будет гораздо удобнее.

— Но Мика, ему становится...

— Я знаю. Но это Меррик. Он упрямый. Я скоро буду, просто держи меня в курсе. Если ты на самом деле беспокоишься, ты можешь попытаться доставить его сюда.

— Нет. Я едва дотащила его до кровати. Вряд ли я смогу довести его до двери, не говоря уже о том, чтобы посадить в машину, и чтобы не доставить ему неудобств, — заявила я.

Мы решили подождать до утра. Я все еще пыталась сбить температуру и оставалась подле него, пока жар не спал.

У меня мозги кипели, когда я пыталась понять возможные причины. Это были не суши. Все началось слишком быстро, чтобы это было из-за еды. На улице было прохладно, но не настолько холодно, чтобы это стало причиной того, чтобы так заболеть. У него была высокая температура, но не настолько высокая, чтобы принимать серьезные меры.

Еще нет.

На этой стадии не думаю, что что-то могло остановить то, что происходило в его голове.

— Грейс, я не могу.

Я открыла глаза на звук его голоса. Он всю ночь говорил вещи, которые не имели никакого смысла, он снова и снова звал меня. Я наклонилась, чтобы посмотреть на него, глаза у него были по-прежнему закрыты, брови нахмурены. Печаль на его красивом лице почти убивала меня.

Прикосновения, казалось, помогали. К его лицу, к его шее. Каждый раз они немного больше успокаивали его; возвращали его оттуда, где были его мысли. Всё это время он бормотал что-то о Райане, о своих людях и даже о боли.

О жжении.

Он снова переживал взрыв, а я не могла это остановить.

— Я здесь, Меррик, — я положила прохладную ткань ему на голову и погладила его по щеке. Он все еще был горячий, все еще съеживался от боли, а его кожа была сухой. Ни капли пота. Вот что пугало меня больше всего.

— Я не могу сделать это. Я не могу смотреть на это, — он кашлянул и повернулся еще немного, пока я охлаждала его лицо.

— Шшш, ты здесь, Мер, — я подвинулась и села около его бедра, наклонившись над ним, чтобы хоть немного контролировать его непредсказуемые движения. Его глаза были закрыты, а рот превратился в твердую линию. Я провела прохладной тканью по его шее и вниз по ключице. Из-за неровного дыхания его грудь быстро поднималась и опускалась, поэтому ему было трудно говорить. Я положила руку ему на сердце, пытаясь его успокоить.

— Я не могу, Грейс. Я не могу на это смотреть.

— Смотреть на что, Меррик?

— Я не могу снова смотреть, как ты горишь. На этот раз это убьет меня.

— Шшш, Меррик. Я не горю. Я здесь, у твоей кровати. Мы в твоей комнате и никакая опасность нам не грозит.

— Нет, — настаивал он, качая головой, сжимаясь от еще большей боли. — Это не реально. Это не может быть реальным. Ты не должна быть здесь.

У него была еще одна галлюцинация. Сколько раз еще ему придется все переживать, прежде чем его разум, наконец, решит, что с него хватит. Это было ничто по сравнению с кошмарами, которые я невольно слышала ночью. Это было реально для него. Жар делал его реальным.

— Меррик, я здесь, и ты здесь, со мной. Только здесь и нигде больше, — я молила, чтобы слова проникли в темноту, поглотившую его. Раньше они вытаскивали его оттуда, но это было другое. — Вернись ко мне.

Он еще раз раскашлялся, почти скинув меня с кровати. Я продолжала держать руку на его сердце и говорила тихо, пока он пытался расслабиться.

— Хочешь, чтобы я тебе спела? — спросила я, мой голос дрожал от слез и грозил сорваться. — Я спою, Меррик.

Он застонал и повернул голову. Когда его глаза открылись, я резко затаила дыхание. Его светло голубые глаза блестели от жара. Сила, которая ему, должно быть, понадобилась, чтобы их открыть, была явно сокрушительной. Но не это заставило мое сердце остановиться. Меррик открыл глаза и посмотрел прямо на меня, как будто на самом деле мог видеть меня, сидящую рядом с ним. Его красивые, пронзительные глаза сосредоточились на моем на лице, а его тело было неподвижно.

Его сосредоточенность исчезла так же быстро, как и появилась. Он закрыл веки и снова застонал.

— Я не могу на это смотреть, но не могу отвести взгляд, — прошептал он.

Я наклонилась вперед и скользнула рукой, чтобы коснуться его щеки. Меррик вздохнул, и страдание у него на лице смягчилось.

— Я здесь, — сказала я.

Его дыхание стало ровным, когда я начала петь.

— Это первый день моей жизни.

Клянусь, я родился прямо в дверном проеме.

Я вышел под дождь, внезапно все изменилось,

Люди раскладывают покрывала на пляже.