Живой

Чувство, когда Меррик улегся в постель, было облегчением. Он наконец-то спал, наконец, успокоился достаточно, чтобы отдохнуть. Я продолжала тихо петь колыбельную, которую я пела бы всю ночь напролет, если бы от этого он был счастлив.

— Твое лицо — первое, что я увидел.

Думаю, я был слеп, пока не повстречал тебя.

Теперь я не знаю, где я,

Я не знаю, где я был,

Но знаю, куда хочу пойти.

И я подумал, что сообщу тебе,

Что это навсегда.

Главным образом, я тугодум,

Но осознал, что ты мне нужна,

И я сомневался, можно ли мне пойти домой.

Я сделала глубокий вдох и продолжила напевать, когда поднялась на ноги, но я не уходила очень далеко. Рука Меррика нашла мое запястье, напугав меня на мгновение, пока я не посмотрела назад и не увидела, что его глаза были открыты. На этот раз они не были сосредоточены, просто пустые.

— Останься, — сказал он резко. — Пожалуйста, останься со мной.

— Я никуда не ухожу.

Он потянул меня назад, чтобы я села на кровать, но когда я начала устраиваться около его бедер, он тянул меня дальше. Я оказалась лежащей рядом с ним, его рука прижималась к моей пояснице, его лицо зарылось мне в шею.

Было удивительно удобно, когда он прижался ко мне, даже при том, что у него была температура. Он устроился и вздохнул, крепко меня обнимая.

— Здесь безопасно, — пробормотал он, уткнувшись мне в кожу. — Только здесь. Здесь спокойно. Хотя я не вижу тебя, я тебя чувствую.

У меня в носу защипало. Я закрыла глаза, чтобы сдержать влагу, наполняющую их. Если это была безопасность, в которой он нуждался, значит, это была безопасность, которую я могла бы дать ему. Любым возможным способом.

Потому что я влюблена в Меррика Тэтчера.

Я была влюблена во все в нем. Даже в те части, которые, как он думал, сломаны. Он был сильный, даже когда он не думал, что сильный, смелый, когда ему было страшно. Он был добрый, даже когда злился на жизнь, и он заставлял меня смеяться чаще, чем когда-либо.

У Меррика были свои проблемы, но он встречал их с высоко поднятой головой, не осознавая этого. Из-за этого я любила его еще больше.

От внезапного осознания у меня дыхание перехватило, и движение у меня в груди заставило Меррика придвинуться ближе. Он приклеился ко мне, крепко обняв меня за талию руками так, что я не смогла бы отстраниться, даже если бы захотела.

Но я не хотела.

Минуту спустя я взяла себя в руки и продолжила петь.

— И ты сказала: «Это первый день моей жизни.

Рада, что не умерла, прежде чем повстречала тебя.

Но теперь мне все равно, я могла бы отправиться с тобой куда угодно

И, наверное, была бы счастлива».

Так что если хочешь быть со мной,

В этих делах никогда не знаешь наверняка

Нам нужно просто подождать — и всё станет ясно.

Я начала клевать носом, стресс последних нескольких часов сказался на мне. Мне было слишком удобно, чтобы держать глаза открытыми. Поэтому пока дыхание Меррика щекотало мне кожу, я напевала до тех пор, пока сон не одолел меня.

***

Я проснулась на следующее утро, все еще прижимаясь к Меррику, только уже я была будто приклеена к его груди. Она была теплая. Слишком теплая из-за жара. Я осторожно выбралась из постели, еще раз измерив ему температуру, прежде чем выйти из комнаты, чтобы дать ему поспать.

Я нашла Мику в гостиной, развалившегося на диване с телефоном на груди. Он проснулся, когда я вошла в комнату.

— Как он? — спросил он, садясь и потирая глаза.

— Жар немного спал. Он наконец-то немного успокоился, — ответила я, зевая.

— Хорошие новости. Раз жар продолжает спадать, значит, он будет в порядке.

Я кивнула, глядя в пол и пытаясь сориентироваться.

— Ты в порядке, Грейс?

— Я в порядке. Ты позвонил родителям?

Мика вздохнул и посмотрел на свой сотовый.

— Да. Мама начала волноваться, но, думаю, я убедил ее, что у нас все под контролем. Она согласилась, что нет причин рано возвращаться.

— Где они?

Мика только пожал плечами, по-видимому, безразличный к этому.

Я посчитала странным, что мои родители уехали за город в тот же день, что и Эмма и Нэйтан, но на самом деле причин быть подозрительной не было. Они могли делать, что хотели. Хотя то, как мои родители уехали, вызывало сомнения.

Мама избегала разговора о том, куда они едут, сказав, что им просто нужно было взять отпуск на несколько дней. Папа только пожал плечами и сказал, что он делал то, что мама хотела.

Когда я спросила Киру об этом, она сообщила мне, что в клинике это тоже для всех было тайной. Ей просто велели перенести пациентов и закрыться, пока не вернется папа.

Как только у Меррика появились признаки жара, пока мы сидели на той остановке, я забыла все о наших родителях и сосредоточилась на нем. Я была его сиделкой, в конце концов. Это моя работа.

Страх, который мной овладел, просто появился.

Мика пришел и пробыл весь день, приглядывая за нами, когда он не спал или не уезжал назад в больницу. Меррик просыпался пару раз, бормоча о том, что хочет пить, и пытаясь понять, где он находится. Его мозг еще не успевал за его телом, но как только мы уложили его, он снова уснул.

К тому времени, как Мика принес обед, я была обессилена.