Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

«Милый, мне надоело тебе писать, – из сельца Михайловского адресуется поэт к приятелю Вяземскому, – потому что не могу являться к тебе в халате, нараспашку и спустя рукава».

Любопытно свидетельство Алексея Вульфа, приятеля и соседа поэта: оказывается, критики пеняли Пушкину за домашний наряд его героя! «Смешно рассказывал Пушкин, как в Москве цензировали его “Графа Нулина”: нашли, что неблагопристойно Его Сиятельство видеть в халате! – записал Вульф в дневнике – На вопрос сочинителя, как же одеть, предложили сюртук. Кофта барыни показалась тоже соблазнительною: просили, чтобы он дал ей хотя салоп».

Не раз и сам Пушкин вступал в спор с критиками поэмы: «Нашли его (“Графа Нулина”) (с позволения сказать) похабным, – разумеется в журналах… Молодой человек ночью осмелился войти в спальню молодой женщины и получил от неё пощечину. Какой ужас! как сметь писать подобные гадости? <…> Но публика не 15-летняя девица и не 13-летний мальчик». Так что поэту приходилось яро сражаться за свой авторский замысел.

Но вернёмся к любимому поэтом халату. Мало кто знает, что в Кишинёве молодой Пушкин дома носил не только халат, но и… бархатные шаровары. «Скажите Пушкину, как ему не жарко ходить в бархате», – тревожилась Екатерина Крупенская, супруга бессарабского вице-губернатора. На что тот резонно замечал: «Она, видно, не понимает, что бархат делается из шёлку, а шёлк холодит».

Удивительно – Пушкин и в деревне старался следовать моде. Не в нарядах, нет, но в самых малых её деталях. Тот же Алексей Вульф описывает повседневную жизнь Пушкина в Михайловском: «По шаткому крыльцу взошёл я в ветхую хижину первенствующего поэта русского. В молдаванской красной шапочке и халате увидел я его за рабочим его столом, на коем были разбросаны все принадлежности уборного столика поклонника моды…»

Утром халат набрасывался, по обыкновению, поверх рубашки. Халат – неотъемлемая принадлежность домашнего мужского туалета – шился из цветного бархата, атласа либо из шёлковых тканей. Популярна была термолама – очень плотная шёлковая ткань золотистого цвета, нити которой скручивались из нескольких прядей, привозимая из Персии.

А вот и граф Нулин спешит навстречу любовным приключениям:

И тотчас, на плеча накинув
Свой пёстрый шёлковый халат
И стул в потёмках опрокинув,
В надежде сладостных наград,
К Лукреции Тарквиний новый
Отправился, на всё готовый.

И другому своему герою, подлинному, – коменданту Белогорской крепости, – Пушкин «набросил» на плечи халат. Кстати, «китайчатый халат» коменданта сшит был из недешёвой по тем временам хлопчатобумажной ткани обычно синего цвета, привозимой в Россию из Китая.

«…В хохлатой парчовой скуфейке, в золотистом китайском халате, опоясанном турецкой шалью», – эдаким знатным русским барином предстал Чарский перед бедным просителем-неаполитанцем.

Будучи семейным человеком, Александр Сергеевич дома носил халат, но принимать в нём гостей, даже родственников, не решался – это противоречило хорошему тону. «Тётка (кавалерственная дама, фрейлина Екатерина Ивановна Загряжская, родственница жены – Л.Ч.) приехала спросить о тебе, – пишет он жене, – и, узнав, что я в халате и оттого к ней не выхожу, сама вошла ко мне – я исполнил твою комиссию, поговорили о тебе, потужили, побеспокоились…»

Любил Пушкин бывать дома и в архалуке – коротком халате кавказского типа. Вспоминая счастливые часы, когда поэт гостил в их московском доме, Вера Нащокина пишет о задушевных беседах втроём, «сидя вечером у меня в комнате на турецком диване, поджавши под себя ноги». И продолжает: «Я помещалась обыкновенно посредине, а по обеим сторонам мой муж и Пушкин в своём красном архалуке с зелёными клеточками».

После смерти поэта его стёганый архалук, вместе с другими памятными вещами, Наталия Николаевна подарила Нащокину. Упоминая о подаренном вдовой поэта памятном «красном с зелёными клеточками архалуке», мемуаристка с горечью признаётся: «Куда он девался – не знаю».

По счастью, облачившись в тот самый пушкинский архалук, Павел Воинович позировал шведскому художнику Карлу Мазеру, писавшему с него (и по его же заказу!) портрет поэта. Всё же Нащокин, хоть и горько сожалел, что растерял дорогие реликвии, сохранил большее – память великого друга.

Для Пушкина в годы юности халат становится неким символом поэтической вольницы, отдохновения от светской суеты. И расставанье с ним подобно прощанью с музами!

Покину кельи кров приятный,
Татарский сброшу свой халат,
Простите, девственные музы!
Прости, приют младых отрад!

И в другом посвящении приятелю:

Над озером, в спокойной хате,
Или в траве густых лугов,
Или холма на злачном скате,
В бухарской шапке и халате
Я буду петь моих богов.