В деревне Пушкин следовал в нарядах не чопорному Лондону, а своему желанию да фантазии. Спасибо тайному агенту Бошняку, призванному следить за опальным стихотворцем и оставившему поистине бесценные сведения!
Тайный агент распустил слух, что он – якобы «путешествующий ботаник», и сумел выведать от хозяина Новоржевской гостиницы:
«1-ое. Что на ярмонке Святогорского Успенского монастыря Пушкин был в рубашке, подпоясан розовою лентою, соломенной широкополой шляпе и с железною тростью в руке.
2-ое. Что, во всяком случае, он скромен и осторожен, о правительстве не говорит, и вообще никаких слухов об нём по народу не ходит.
3-ие. Что отнюдь не слышно, чтобы он сочинял или пел какие-либо возмутительные песни, а ещё менее – возбуждал крестьян».
Ай да «ботаник», даже про соломенную шляпу не забыл!
В «демократическом халате», по речению Пушкина, или, как видится ныне, – в романтическом, запечатлён облик поэта «чудотворной кистью» Тропинина. На века.
«Любимец моды легкокрылой»
Просвещённые представители русского общества стремились подражать славным романтикам: лорду Байрону и Вальтеру Скотту. Модно было, будто невзначай, расстегнуть ворот рубашки, слегка взлохматить волосы, небрежно повязать на шею галстук а-ля Байрон или надеть клетчатые панталоны.
Романтические веяния, прилетевшие в Россию с Альбиона, оставили яркий след в живописи. С древней Шотландией связана, как ни удивительно, история портрета Пушкина кисти Ореста Кипренского. Самое известное прижизненное изображение поэта. Да и сам Пушкин посвятил художнику, запечатлевшему на полотне его живой и романтический облик, поэтическое послание:
Вне сомнения: Пушкин решил предстать на знаменитом портрете с накинутым на сюртук клетчатым пледом – в честь «шотландского барда» Вальтер Скотта, чтимого русским поэтом.
Ведь именно Вальтер Скотт, писатель с европейским именем, так много сделал для того, чтобы шотландцы после долгих лет угнетения вновь почувствовали себя нацией. Великий романист был одним из тех избранных, кто присутствовал при знаменательном событии 4 февраля 1818 года. Тогда в Эдинбургском замке была торжественно вскрыта сокровищница шотландских королей, более сотни лет пролежавшая в одном из тайников. Прежде считалось, что она разграблена англичанами. Вальтер Скотту, к которому благоволил сам английский король, почитатель его таланта, была оказана высокая честь – открыть тот забытый старинный сундук… Ему дарован был случай первым увидеть священные для шотландцев королевские регалии, символы свободы и независимости.
Вальтер Скотт ратовал и за возвращение национальных обычаев, шотландского одеяния, в том числе и клетчатого пледа, символа вольности и боевого духа шотландцев. Именно плед, а не шарф, как принято иногда считать, изображён на пушкинском портрете. Такой плед служил древним воинам и накидкой в непогоду, и одеялом в походах – в него можно было завернуться ночью на кратких бивуаках. Да и в делах сердечных боевая накидка играла не последнюю роль.
Но у шотландских пледов имелось ещё одно особое предназначение: по клетчатому рисунку на нём (цвету и размеру клеток, их чередованию на ткани) можно было судить о происхождении воина, о знатности его рода и даже о месте его рождения. Ткань становилась и гербом, и отличительным знаком семейного клана – в разноцветных клетках была закодирована важнейшая генетическая информация.
По сути, шотландский клан – это и есть род, разветвлённая большая семья, насчитывавшая до пятидесяти тысяч человек, и вся страна представляла собой в прежние века сообщество родовых кланов. Для шотландцев в прошлом имя клана, его земли, его боевой клич и его плед значили весьма много.
Вальтер Скотт, «последний менестрель» Шотландии, поэт её кланов, писал некогда: «У каждого шотландца имеется родословная. Это есть его достояние, столь же неотъемлемое, как его гордость и его бедность».
Как эти слова близки были Пушкину, гордившемуся деяниями своих славных предков и считавшему самым большим достоянием их имена, доставшиеся ему в наследство! С горечью замечал он, как приходит в упадок русская аристократия, исчезают знаменитые в древности роды и фамилии.
Так уж сложилось, что с распадом кровных клановых уз завершилась и история самой Шотландии как независимого государства. Пушкин прекрасно знал историческое прошлое небольшого, но гордого народа, зачитывался романами «шотландского чародея».
И вот год 1827-й. Пушкин в зените собственной славы. Его называют «гордостью родной словесности». Уже вышли из-под его пера поэмы «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», главы романа «Евгений Онегин», «Граф Нулин», многие стихи. Уже были в жизни поэта и южная ссылка, и ссылка в Михайловское, и триумфальное возвращение в Москву: почувствовал он на себе и царскую опалу, и царскую милость.