А часы работы швейцарских мастеров, что были подарены Александру Пушкину за те стихи вдовствующей государыней, отсчитали и последние мгновения бытия поэта: невесомые стрелки замерли на отметке 2 часа 45 минут пополудни…
Покидая дом на Мойке в злополучный январский день, Пушкин не забыл захватить с собой карманные серебряные часы…
После кончины Пушкина карманные часы, «которые он носил обыкновенно», как писала Наталия Николаевна, её волею перешли к Нащокину. Павел Воинович в письме к историку Михаилу Погодину подтверждал, что «часы, которые он (Пушкин) носил, тоже были мне отосланы и мною получены». Вера Нащокина заверяла: «…после смерти Пушкина Жуковский прислал моему мужу серебряные часы покойного, которые были при нём в день роковой дуэли…» А далее она пишет, что якобы «Павел Воинович часы подарил Гоголю, а по смерти последнего передал их, по просьбе студентов, в Московский университет». Что-то могла Вера Александровна и запамятовать, ведь события, о которых она писала, случились десятилетия назад… Так это или иначе, но серебряные часы, доставшиеся Нащокину, были утрачены. «Нет меня виноватее», – кручинился безутешный Павел Воинович.
Часы английской фирмы на тринадцати камнях, с крышками, гравированными узором, заводились ключиком. Помещались в сафьяновом футляре, а на его крышке вытеснены были владельческие инициалы «А. П.».
Уж не те ли часы фигурируют в ином рассказе Веры Александровны?!
«Другой случай, характеризующий Пушкина, был таков (это после рассказывал сам поэт): барон Геккерн, отчим его палача Дантеса, человек, отравляющий жизнь Пушкина всякими подмётными письмами, один раз на балу поднял ключик от часов, оброненный поэтом, и подал его Пушкину с заискивающей улыбкой. Эта двуличность так возмутила прямодушного, вспыльчивого поэта, что он бросил этот ключик обратно на пол и сказал Геккерну со злой усмешкой: “Напрасно трудились, барон!”»
Занимательная деталь: при часах, на цепочке поэт носил обычно и другой ключик – от застёжки, на которую закрывался большой альбом для его стихов.
Полагают, что Александр Сергеевич владел каминными часами из золочёной бронзы, сработанными парижскими мастерами и увенчанными скульптурной композицией «Самоубийство Лукреции». Не связано ли появление в доме поэта этой изящной вещицы неким образом с поэмой «Граф Нулин»? Ведь Пушкина занимал сей древний сюжет, чему свидетельством насмешливые строки о судьбе римской матроны: «Перечитывая Лукрецию, довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принуждён был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те. <…> Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась. Я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть».
Невеликое, на первый взгляд, преступление стало прелюдией грозных событий: императорская династия в Риме пала. И по неким «странным сближениям», чему дивился и сам поэт, завершил он свою полную иронии поэму в день, когда в декабрьском Петербурге, на Сенатской площади, встали в суровом каре гвардейские полки…
Пушкин якобы заложил часы с целомудренной Лукрецией в ломбард, да так и не сумел выкупить. Хотя это всего лишь легенда, а каминные парижские часы отсчитывают ныне время в Москве, в пушкинском музее, что на Пречистенке.
Но вот в последней петербургской квартире поэта действительно имелись каминные часы. В их «строительстве» были задействованы чугун, золочёная бронза и медь. На часовом механизме читалась гравировка: «Pons».
История тех часов требует отдельного рассказа: после смерти Пушкина волею вдовы покойного они достались камердинеру поэта, у него их приобрёл господин Ф.Ф. Бухе в подарок племяннику. Затем пушкинские часы, словно по цепочке, переходили от отца к сыну, от сына к внуку, – внук последнего владельца и отнёс их в Пушкинский Дом. Ныне чугунные каминные часы с замершими на роковой отметке стрелками вновь «поселились» в мемориальном пушкинском кабинете.
…Не странно ли? Наталия Николаевна раздаривала пушкинские реликвии, в чем её, уже в другом столетии, резко упрекала Анна Ахматова, но все те дорогие раритеты чудом вернулись в квартиру на Мойке! Ведь дарила она их друзьям и близким поэту людям, интуитивно чувствуя, что памятные вещицы не затеряются и не исчезнут бесследно.
«Надев широкий боливар…»
Известный рисунок Пушкина: он и его Онегин, опершись на парапет, на невском берегу, против Петропавловской крепости – воплощения несвободы – мирно беседуют. Но о чём? Как постичь замысел автора? Уж не о запретных ли вольнолюбивых темах тот разговор?! Не оттого ли и себя, и своего героя Пушкин изобразил не только с романтическими кудрями до плеч, как у немецкого поборника свободы Карла Занда, но и в широкополых боливарах, как у мятежного южноамериканского генерала?