Живой роскошный ад

Он исполнил несколько своих песен, звучавших, как песни Джоплина, но не его. Это были песни Оззи, и публика в Вашингтоне и Нью-Йорке выстроилась бы ради них в очередь – если бы юноша пожелал, то мог бы играть в Карнеги-холле. Часть меня вдруг захотела бросить всё, расторгнуть контракт и забрать этого молодого человека куда-нибудь, где он сможет найти достойное применение своим талантам, как Ломаксы взяли под своё крыло Ледбелли и привели к известности и славе – насколько мог её обрести чёрный, исполняющий «греховные» негритянские песни. Но что-то меня удерживало – воспоминания о жалком взгляде поющего Хайнса, двойной Амойре, пляшущем великане, который умаляется и сходит на нет. Снова по всему телу распространялся горячечный бред, который я испытывал как-то в Новом Орлеане. Путь всей земли.

Серый человек, у которого изо рта течёт вода. Леди, которая утонула. Она наблюдает за вами, и она очень грустная.

Я сидел и слушал, как юноша исполняет свои произведения. Наконец он остановился, мы обсудили Джоплина и джаз, а потом я спросил, бывал ли он в Мемфисе или Новом Орлеане. Парень ответил, что бывал раз в Гринвилле, но ничего там не играл, а покупал горячие тамале для церковного пикника. Мне вдруг пришёл в голову вопрос:

– А ты знаешь песню «Алая корона»?

Я начал рассказывать, как записывал «Стаггера Ли» в Северной Алабаме и слышал про некоего Люция Ханибоя на государственной ферме Камминс, но тут юноша вскочил и попятился с ужасом на лице.

Странно. Чтобы он понял, я напел строчку, надеясь, что слова и мелодия парню знакомы: «Подумай же о смерти, она уже близка». И: «Молись ему, злодей, и алую корону на голову надень».

Юноша упёрся спиной в стену. Его глаза распахнулись, будто он видел некую огромную сущность, заполнившую всё помещение.

– Нет, нет, нет, – заговорил Оззи Манк. – Я думал, музыка тебя прогонит. И что у тебя… – его зрачки закатились в глазницах, у парня начались судороги. – Нет, не открою дверь. Не открою эту дверь никому. Нет нет нет нет нет нет. Никому.

Он сполз на пол, зажмурился, крепко зажал ладонями уши и не двигался. Наконец позади меня прозвучали слова:

– Мистер Паркер, вынуждена попросить вас уйти. Немедленно.