– Кажется, понимаю. Можно нам сесть?
– Не, во дворе нельзя, – Ханибой помахал рукой на вышки с обоих концов – электрический свет с вышек освещал хлопковое поле, кажущееся обсидиановым с белыми точками. – Если сяду, разжалуют из блатных и дробовик отнимут. О, да вы похожи на килограмм собачьего дерьма, который каток переехал. Может, пойдёте домой?
– Нет, я в порядке. Продолжайте, пожалуйста. Вы говорили о музыке – о песне «Алая корона».
– А, так вот как она называется, – он издал невесёлый смешок и снова сплюнул. – Она не просто привязалась, как хорошая песня буги-вуги, а вошла как-то наискось. Эта женщина, она играла с тактом, с ритмом – я жду, что такт будет такой, а она возьми и спой другой, а чёрная стена всё говорила, и песня входила в меня и моё тело, понимаете? Будто я, слушая, подхватил сифак. Но при этом хотел услышать ещё – музыка, как и белая леди, меня водила за нос.
Не знаю, сколько мы шли, но, когда она перестала петь, я уже был готов упасть замертво и слона съесть. Мы оказались в роще с яблонями, и вся земля была в яблоках – коричневые такие, с пятнами и дырками от червей. Белая повела меня за руку через деревья, и гнилые яблоки давились под ногами. Я смотрю вниз и понимаю, что на мне нет ботинок, и штанов нет, и мой член колыхается на ветру на глазах у неё и всего честного народа. И от этого, от того, что оказался голым под небом, мне стало страшнее всего – куда делась одежда? Как я её потерял? А если какой-нибудь белый увидит меня рядом с белой женщиной и с членом наружу – да меня тут же линчуют.
Мы прошли сквозь деревья, и там здоровенные металлические ворота, а за ними – надгробия. Над воротами написано «Гибель Идиллии»…
– Что? Можете сказать, как это пишется? – я засомневался, умеет ли он читать.
– А то. Эти ворота не забыть, понимаете? А тут меня научили читать, – он произнёс надпись по буквам. – Такое не забывается – даже сейчас вижу и слышу её слова, стоит закрыть глаза. Значит, она сказала не «Кипердилли», как мне показалось, а «Гибель Идиллии». Эта женщина – она теперь тоже была голой – была будто совсем старой, а будто и совсем молодой. Гляжу на её камбуз и представляю, что бы сделал с такой задницей, и стоит мне это подумать, как она улыбается во все зубы, будто знает мои мысли. Ну и на члене моём можно было яблоко удержать, если понимаете – думаю, понимаете.
– Понимаю, – ответил я. – Простора для фантазии не остаётся.
– Вы сами задали вопрос, я и рассказываю, – Ханибой пожал плечами. – Я не вру.