Одевшись, мы вернулись по той же просёлочной дороге и поехали дальше. Теперь Кролик был в гораздо лучшем настроении – то ли из-за выпивки, то ли из-за купания его душевное состояние исправилось, и вскоре он уже шутил.
Найдя придорожный магазин, мы заправили бак «Студебеккера» и под вывеской с рекламой напитка «Нихай» нашли старика, который указал нам путь к последнему месту, где, как он слышал, видели Грэмпа Хайнса:
– Тот старинный шатёр возле Миллс-Ферри? Значит, езжайте по шоссе до развилки, а потом – направо, – он посмотрел на заходящее солнце и добавил: – Скоро уже увидите костры.
– Костры? – переспросил Кролик. – О'кей, старик.
– Да, жарко, но костры из сосны рядом с шатром всё равно разводят. Чтобы комарьё оставалось снаружи, а музыка и рассказы – внутри.
– Вы там были? – спросил я. – Видели шоу?
– Нет, но дочь рассказывала. У них там гитарист, игрок на банджо и леди с дульцимером – вся семья играет. Поют, танцуют, рассказывают истории.
Поблагодарив старика, мы поехали дальше, следуя, как могли, его указаниям, но вскоре совсем потерялись. Очередная тёмная ночь на просёлочной дороге в окружении дымящихся от жары тёмных деревьев и насекомых, сверкающих в свете фар. Кролик вёл, согнувшись над рулём, и его лицо, освещённое лишь приборной панелью, выражало страдание – я чувствовал, как беспокойство моего товарища растёт. Но наконец я заметил слабый отблеск огня, дрожащий вдали за тёмной чередой стволов, молодых деревьев и подлеска.
Найдя просёлочную тропу, больше похожую на заросший след фургона, мы следовали по ней, пока деревья не расступились, открывая перед нами звёзды, посеребрившие коричневые и стоячие воды Обиона. Рядом с костром стоял белый белобрысый парень в рабочем комбинезоне и шляпе из травы; всё его тело окутывал дым, но парень не кашлял. За ним горели два керосиновых фонаря, висевших на большом холщовом шатре – подобные шатры нередко видишь на собраниях для новообращённых или потерявших веру в сельской местности от Вермонта до северного Техаса. Перед шатром стоял трактор, видавший виды грузовик «Форд» двадцатых годов и осёл, запряжённый в фургон. Мы припарковались, стараясь не вспугнуть гужевой транспорт.
– Добрый день, – сказал я парню, выходя из машины. – Надеюсь, мы не опоздали на шоу?
– Это не шоу, – ответил парень, не поднимая глаз, – это шотоква, – его речь была скомканной и неясной, будто во рту было слишком много слюны, чтобы говорить отчётливо.
– Можно нам зайти?
– Десять центов с носа.