Живой товар

Лора уложила ее с собой, но Оля проснулась рано и, чтобы не будить подругу, ворочаясь, выскользнула из комнаты. Ей смертельно хотелось кофе. И как только она обходилась без него? Как не умерла от недостатка кофеина в крови?

В кухне сидел Никонов и пил чай из толстой белой чашки с сердечками.

— Лорина, — пояснил он, как бы извиняясь за сердечки.

— Ты чай пьешь? — спросила Оля. — А можно мне кофе?

Она не знала, с какой стати обратилась к нему таким вот панибратским образом. И все время помнила, что под ночной рубашкой на ней ничего нет. Совсем.

— Там. — Никонов показал на верхний угловой шкафчик. — Турка на печке, вода в кувшине, сахар в сахарнице. Справишься?

— Справлюсь, — улыбнулась Оля. — Если подскажешь, где ложку взять.

— Мы, оказывается, уже на «ты», — хмыкнула Лора, появившаяся на кухне. — Прямо закадычные друзья.

— Я могу на «вы», — быстро произнесла Оля.

— Чего уж там. Вот тебе ложка. Пей свой кофе. Я ванную пока занимать не буду. Ты ведь, наверное, домой торопишься.

— Ну да.

Кофе был горький и какой-то жженый. Праздник кончился. Все хорошее всегда кончается. И плохое тоже. Все кончается. Абсолютно все.

Глава тридцать третья

Олина мать поджала губы так сильно, что стало видно, какой она станет в старости, когда морщин на лице прибавится.

— Явилась не запылилась, — процедила она. — Нагулялась? Навертелась хвостом?

Оля потеряла дар речи от такого приема.

— Ты что, мама?! — воскликнула она. — Кто гулял?

— Ну не я же. Мы с отцом извелись оба, доченьку любимую дожидаючись. А доченька все не идет и не идет.

— Так похитили же меня! — выкрикнула Оля. — Вместе с другими! Вы что, телевизор не смотрите? В Интернете не читаете?

— И смотрели, и читали! — прозвучал голос отца, даже не соизволившего выйти в прихожую, чтобы встретить любимую дочь. — А правда — она, оказывается, другая. Особая правда.

Он все-таки появился перед Олей, в линялых шортах цвета хаки и майке, четко обрисовывающей живот. Беременная женщина походила бы так, родила — и думать забыла. Петр Ильич Саввич не рожал и носился со своим животом вот уже лет пять, ничего не меняя ни в своей жизни, ни в рационе. Оля очень любила его, но как бы отдельно от живота, который не вписывался в ее представления об идеальном папе. В эту минуту он весь не вписывался в этот образ, созданный Олиным воображением. Весь отец, с головы до ног.

— Какая же это правда, по-твоему? — спросила Оля тихо.

— К нам Аркадий заходил объясниться, — сказала мать таким тоном, как будто рассчитывала этим известием убить дочь на месте. — Порассказал нам всякого. И знаешь, мы с папой не в претензии, что он тебя бросил. Мы его понимаем.

— Он? Он меня бросил? Аркаша? Этот трус несчастный? Лоркин отец позвал его нас выручать, а он отказался. В штаны наложил ваш Аркаша! А теперь чистеньким хочет выглядеть! Красивеньким!

— Про гражданина Никонова нам Аркадий тоже рассказывал, — произнес отец с холодным прищуром. — Бандит с большой дороги, которого из органов вышибли за махинации. Хотел Аркадия в банду свою втянуть, чтобы козла отпущения найти. Не вышло. Вот Никонов парня и оговаривает.

— Так! — Оля выставила руки перед собой, в упор глядя на родителей. — Теперь слушайте меня. Вот как все было. Мы с Аркадием на море поехали, помните? Там он по-хамски себя повел, я одна домой добиралась…

— Всю эту историю мы знаем, — перебила ее мать. — Расскажи лучше, чем ты, доченька, у нигерийцев занималась? Как честь свою берегла? И нашу, кстати, тоже.

— Фамилия Саввич опозорена! — неожиданно, а потому особенно страшно закричал отец. — Опозорена навсегда! И это моя дочь? В кого ты превратилась?

— Ее в Африку позвали — так она совсем голову потеряла от радости, — подключилась мать. — Что ты в своей Африке не видела? И на кого ты Аркашу поменяла?

— Дрянь, — процедил отец. — Дешевка. Возвращайся к своим неграм. А здесь тебе делать нечего. Как сослуживцам в глаза смотреть? Соседям?

— Это вас Аркадий так настроил? — ужаснулась Оля.

— Не только он нам глаза открыл, — сказала мать. — Из полиции следователь звонил. Предупредил, что следствие закончено и ты возвращаешься домой. За отсутствием состава преступления, как он выразился.

— Отсутствие преступления? И вы ему поверили? Никонов с другими мужчинами…

Оля запнулась. Она поняла, что не имеет права рассказывать правду. Потому что в глазах закона Никонов и остальные являлись преступниками. Их могут осудить и бросить в тюрьму за то, что они спасли девушек из плена. Нужно быть неблагодарной свиньей, чтобы допустить это.

К счастью, родители восприняли заминку неправильно.

— Вот видишь, мать, дожили, — сказал отец. — Росла-росла дочка и выросла. Большая стала. Одни мужчины на уме. Что черные, что белые…

— Как ты смеешь! — закричала на него Оля. — Ты за кого меня принимаешь?

— Не смей орать на отца! — Мать хлестнула девушку по лицу и пошла на нее, уперев руки в бока.