После чего я пришёл домой и принялся по алфавиту читать тех, кто меня зафрендил. Их оказалось очень много, и я уверился (снял камень с души) в том, что действительно невозможно их всех читать в ленте. Потом я зацепился взглядом за плакат. Хотел было рассказать, что это действительно форма шахтёров — вернее, горная. Ну, а потом принялся всё это читать. Вот мы и в Хопре.
— Ага. Это хорошая история. А я, представь себе, оторвался благодаря нашему диалогу от написания палпфикшеновой поделки, за которую тут снова принялся после большого перерыва. И курсор остановился на недописанной фразе. В неоконченном виде она выглядит прекрасно: «Артем попытался отодрать».
— Хорошая фраза. Немного печальная. Только, я надеюсь, что ты не решил, что я принял Вознесенского за тётьку? Он, конечно, одноклассник Трегубовой, но уж до такого я не опустился.
Зато мне рассказали множество сплетен, которые я тут же забыл. И всё оттого, что в «НМ» был специальный человек, который просовывается между людей к столу и тут же пиздил бутылки. Я сначала думал, что он хочет себе налить, но он их стремительно пиздил. Господь знает зачем.
Я, правда, придумал гуманитарное объяснение, что это ночной сторож, и он будет сидеть там на Новый Год. И никто не придёт к нему налить портвейна в рот. Он вообще немолодо выглядит. И, может, его фамилия — Сергеев. Я, кстати, дошёл уже до буквы «t».
— Я стесняюсь спросить — а что такое «НМ»? Это что-то, что непременно нужно знать, и я теперь стану заклеймен как необразованное это самое из чащи? Или вот, к примеру, что это за провокация с буквой «t»?
— Нет. Это журнал. Я туда заглянул на праздник — они меня первые напечатали страшно сказать, сколько лет назад. А про букву — уже не провокация. Я дошёл до этой буквы в списке людей, что включили меня в друзья. Правда, там много «покойников», то есть не тех людей, что самоудалились, а тех, что перестали писать год или два года назад — эти самые загадочные. Если человек журнал удалил, значит у него депрессия, дурное настроение, скука, что-то гнетёт. А тут — действительно загадка.
Вот пишет человек: добрался домой, спасибо всем. А дальше — пустота. Уже полтора года. А человек этот взвешенный, не склонный к ужасам. Очень интересный. Вот и думай теперь.
Или есть ещё девушка, что разлюбила своего мужа. Собирается ему изменить. Довольно красивая — подробно рассказывает о своих переживаниях. И вдруг — как отрезало. Что там случилось — неизвестно. Вот.
— А! Я понял. Это «Новый мир»! И не говори, что я гениален — я и так это прекрасно знаю. Я тоже принялся за ревизию включивших — и обнаружил с удивлением, что довольно многих из тех, кого когда-то читать не захотелось, теперь лучше видимо все-таки читать — потому что. Хотя лента распухает как-то совсем неприлично, анафилактически распухает, шоково. Среди тех, кто меня включил давно, а теперь не пишет, особенно выделяется некий молодой человек, который писал короткие как-бы-эротические скетчи. Ну, и как-бы-автобиографические. Порой неудачные, а порой совершенно замечательные. Но вот уже год как ничего не пишет. Или больше.
— А я ужасаюсь своей похоти. Потому что у меня устойчивый психоз: я всё время думаю о том, что в Живом Журнале множество красивых девушек. И я их алчу. Э-э… Алкаю… Алычу.
— Мне тоже иногда так кажется. Но мысль о том, что я женат, блокирует похоть. Почти совсем. Хотя потом я вспоминаю конкурс «Мисс ру_ЖЖ», и мне кажется, что мне все-таки кажется.
— Нет. Просто мне одиноко, и я натужно умничаю, пытаясь привлечь шерстистых ночных мотыльков светом своего сомнительного интеллекта (с) Это был не знак. Это было Знамение.
— Да, точно. Так и надо было отнестись, но слаб я в метафизике.
История про разговоры VD
— Ну, так я время от времени выношу свои результаты на семинары. К сожалению, недостаточной финансирование науки не позволяет мне сделать этот процес бесперебойным.
— Надеюсь, первая нобелевская премия Вам поможет.
— Какое уж там. Моих грехов никакая баня не смоет. Я надеюсь на какие-нибудь антифеминистские гранты.
— В бане — как выяснилось — не моются.
— Да я бы и пришёл, коли мог бы ходить.
— Ну что ж, опять не срослось.
— Не, срастётся, не вопрос. Я просто старый бычок, медленно спускаюсь с горы.
— Это вопрос только внутрений. То есть вопрос самоощёщения — то есть он всегда меняется — два дня назад я думал, что не буду неделю выходить из дома, а вот сейчас решил, что всё-таки предприму несколько шагов в сторону склона горы.
— А я пытаюсь реализовать проект, который позволит мне не выходить из дома всю жизнь.
— Может рано его ещё реализовывать? У меня, конечно, бывали такие мысли — но не так, чтобы прямо сейчас. Впрочем, если нужно подкрутить контргайку, можете на меня рассчитывать.
— О господи. А контргайка — это что?..