Живой Журнал. Публикации 2001-2006

— А, может, просто они становятся американцами? А вот французом, или там бельгийцем стать невозможно. Можно стать американцем, а вот во Франции можно только получить паспорт гражданина этой страны.

— Да, это так! Практически все американцы — иммигранты или потомки иммигрантов. Вполне возможно стать американцем уже в первом поколении — не формально, а по сути. Даже не зная толком языка и местных обычаев, которые на самом деле складываются из обычаев иммигрантов. В Америке абсолютно нет граждан второго сорта, а сентимент "понаехали тут", если и существует, то только по отношению к нелегальным иммигрантам.

— Ну, я в Америке не был. Я теоретически рассуждаю — идею американской нации понаслышке знаю. Мне вообще-то корпоративная гордость нравится. «В отличие от иммигрантов былого, навсегда прощавшихся с отчизной перед тем, как взойти на борт корабля, мексиканцы отнюдь не порывают связей с родиной. Миллионы из них не испытывают ни малейшего желания учить английский или принимать американское гражданство — их дом Мексика, а не Америка, и они кичатся тем, что по-прежнему остаются мексиканцами. К нам они пришли за работой. Вместо того чтобы постепенно ассимилироваться, они создают в американских городах "маленькие Тихуаны" — все равно как кубинцы с их "Малой Гаваной" в Майами».

— Там у него еще много такого. В виду того, что ситуацию "на месте" я не знаю — не возьмусь судить о уровне подобных настроений, но Бьюкенен — не кто попало. Возможно Вы просто стали жертвой сегрегации — в Америке сегрегация вообще очень сильна — практически все американские русские живут в поселках в окружении "среднего класса" — а это очень рафинированная ситуация. Реальная база для разговоров про "понаехавших" возникает в других местах.

— Бьюкенен не кто попало, но он очень специфичен. Всех в своё время ругали за то, что, мол, не хотят ассимилироваться. И все крупные потоки организуют свои микрорайоны: китайские городки есть в каждом крупном городе США, "русские" во многих и так далее. И ничего.

— То есть — французом надо родиться, иначе будешь всего лишь гражданином этой страны, а американцем можно стать самому.

— И это так привлекает? То есть в Европе невозможно сменить национальность — меняешь только гражданство, а там есть возможность — и само наличие возможности оказывается столь привлекательным?

— Тут у меня вопрос. Можно сменить пол. Наличие этой возможности — просто как возможности — уже привлекательно? А то странный контраст… Живущий в Москве говорит» «Я не понимаю, как может слово "родина" быть чем-то значимым. Просто лозунг». Читаю живущую в Париже музыкантшу — говорит: «Не приезжайте сюда, испытание нервов и здравого смысла, без крайней нужды не приезжайте. Конечно, это частные позиции. И все же удивительно слитное звучание американцев… Неужели объясняется лишь возможностью сменить национальность»?

— Мне кажется, что тут есть несколько причин:

а) Защищая страну, ты защищаешь и свой выбор. То есть — я выбрал правильное, а вы остались с неправильным.

б) Действительно, это единственная страна, где ты можешь, отказавшись от прошлого, стать полноправным гражданином, и, одновременно почувствовать новую национальность. То есть, будучи этническим таджиком (подставь любое), стать американцем и по паспорту и по национальности.

в) Ну и, наконец, это Главная Страна, Четвёртый Рим. То есть, это не просто замена пола — кто теперь поймёт, что лучше — «м» или «ж»? А вот дихотомия Столица/Провинция, Главная Страна/Все остальные — есть. То есть, корпоративная гордость поддерживается тем, что после нескольких процедур проверки и ассимиляции ты — свой в Четвёртом Риме, выше по иерархической лестнице.

— Ну вот не могу я этого понять — такой, постоянно выстраиваемой, жесткой конструкции. Вот человек любит Тургенева, положим. И — случается такой момент — вступает в дискуссию, защищая любимого писателя и его произведения от необоснованной, с его точки зрения, критики. Защищает свой выбор — да. "То есть — я выбрал правильное, а вы остались с неправильным" — вот этот логический переход мне уже недоступен. Откуда вот этот поворот штыка — тут же? Ведь человек этот — совершенно не обязательно полагает, что оставшиеся с Пушкиным, Гоголем и Толстым — остались с неправильным. Он, может, и сам с ними остался — тоже.

— А почему не понять? Мне вот это как раз очень близко. Вот у меня есть одноклассница, давно ставшая американской гражданкой. Она хорошая. И ей эта рефлексия не интересна — работает себе медсестрой, семьей заведует. С ней удивительно комфортно и интересно.

Есть другой человек, как и она, понизивший социальный статус — был учёным, стал помощником в малом бизнесе. У него рефлексия — и он подсознательно использует стратегию "лучшая защита — нападение" И говорит на особом языке, где царит перевёрнутое в сторону новой родины "Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей".