— Я очень хочу написать роман, который начинался бы с того, что главный герой (от первого лица, естественно) просыпается с похмелья. От звонка будильника.
— Вот ты всегда принимаешь самые сложные вызовы натуры! Документальный роман?
— Зачем документально? Это ведь не сценарий к фильму ужасов.
— То есть, допустимы отступления от похмельной правды…
— Адаптация, так сказать… Хотя можно наладить продажу книги в комплекте с бутылочкой рассола.
История про разговоры DXLVI
— А я скажу, что литра два "Кедровой" у меня есть. И литра два ржаной. Ну, про какого-нибудь «Долгорукого» я и не говорю.
— Я вот Кауфмана на днях пригубил.
— А я сижу с температурой и заложенным носом. У Вас какую-нибудь заразу, наверное, подцепил…
— А у меня температуры нет. Только нос.
— Рад за Вас.
— А Арбатова что? Она, конечно, фантастическая… Понимаю… Но, может, я что-то о ней не знаю.
— Ох! Я её с Малининой перепутал. А Галкина пропустил. Сейчас исправлюсь.
— Какого Галкина? Какая Малинина?
— Галкина, который недавно с Воландом встречался. А Малинина следует читать, как Маринина. Совсем Вы меня запутали!
— Сразу же отвечаю про Маринину. Александра Маринина, она же Марина Анатольевна Алексеева…
— Разнообразие — вот путь. Изменчивость и наследственность — торная дорога эволюции.
— Куда уж мне дальше эволюционировать? Мне уже вымирать пора. Как там? Ave, Caesar! Morituri te salutant!
— А пароходы и строчки?
— Строчек я, слава Илуватару, оставлю не так много. И от пароходов, думаю, тот же Илуватар милует…
— Почему без пароходов?.. А как же на утренней заре? Девчата? Плывут, плывут по Ангаре?..
— А вот не видел я на Ангаре ни разу никаких пароходов. И даже на Енисее они вымерли… Разве что на резинке можно сплавиться…
История про разговоры DXLVII
— Снимаю виртуальную шляпу — я и Несина не читал. Вообще из ихней национальности читал только Хикмета и Памука.
— Несин — хороший. Причём он вполне издавался при Советской власти в то время, когда сидел в турецкой тюрьме. Я Несина люблю.
— Да, я помню, что был такой, но как-то прошло мимо. Спасибо, постараюсь наверстать. А вот пару месяцев назад копался в библиотеке, и что-то дернуло перечитать пьесу Хикмета «А был ли Иван Иванович» — так смеялся, как дитя. Ну, чистый Хармс. Или под настроение попало, Аллах его ведает.
— Хикмет, понятное дело, когда приехал в СССР, абсолютно охуел. Был и счастлив, и разочарован одновременно. Он у меня почему-то ассоциируется с восточногерманским таксистом-эмигрантом в фильме Джармуша «Ночь на земле».
— Ну, он же учился тут сначала, в Коммунивере.
— А потом приехал ещё раз, уже после турецкой тюрьмы, уже насовсем. Ещё бы ему было не радоваться всему вокруг. Причём он до конца жизни по-французски говорил и писал лучше, чем по-русски.
— Да нет, он не сводится к тому таксисту, конечно. Трагическая фигура, по-настоящему.
— Таксист тоже ужасно трагичный. И я вот как раз не думаю, что Хикмет всему радовался — особенно, когда его, как фрикадельку ложкой, выловили в Чёрном море.
— Ну, после семнадцати лет тюрем-то да не радоваться. То есть? Вы думаете, он не к нам сюда плыл, а куда-то в другую сторону?
История про разговоры DXLVIII
— Молодое поколение для этого было слишком одето. Просто обычно очень молоденькие сидят чинно и немного скучно. В этом они смыкаются со старичками — они тоже спокойны и чинны. А вот посередине те, что ввалившись в квартиру, тут же затевают половой процесс в сортире, любовный акт в шкафу и весёлый секс на диване. На кухне у них варят плов, борщ, жарят мясо и вялят бананы под руководством именинника. Телевизор сразу же начинает принимать Марс. В одной комнате сидят упыри и играют на гитаре "Лыжи у печки стоят", а в другой на рояле катают "Вам шоколадный заяц подавал манто… В бананово-лимонном Сингапуре". Фривольности начинаются с разговоров о белье.
— Про какое бельё спрашивают — понять никогда невозможно. Потому как есть три белья — бельё женское, бельё мужское и постельное бельё. Если честно, меня пугает и угнетает то, что называется "эротическое бельё" — в тех его проявлениях, что носят немецкие порнографические тётеньки. Красные чулки и бра не нравятся мне, вообще цвета, отличные от чёрного и белого меня не сильно трогают. То что надевают на себя женщины при этом меня действительно интересует, а вот бельё (то, что обыватель обычно называет бельём) — меня интересует меньше, чем другие полоски, треугольники и прочие ткани.
— (