Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Дело в том, что я в последней книге с трудом могу понять, что к чему. А я, в общем, читатель прилежный, если дело касается принципиальных вопросов, но теперь мне кажется, что с каждой новой книгой Звягинцева пропадает собственно книжный сюжет, то есть он существует на уровне таких типичных гонконгских боевиков с конг-фу. Вместо него есть сцены, но кому-то это может и показаться "лучше".

Вот герою дают крепко по затылку на девятой странице. Его всерьёз пытаются убить на сорок пятой, а свой коронный номер — нападение махновцев (половцев, чеченских террористов) Звягинцев откатывает на пятьдесят третьей.

Есть на каждой странице радость мачо — боевое железо. И всякий герой норовит похвастаться тем, что хорошо стреляет. Прямо как фрейдистские персонажи, герои только это и обсуждают. Ну, всякие мании бывают, но так чтобы два тома по шестьсот страниц… В описании жизни мачо в литературе позднего времени есть одна особенность — истории, когда герой "Подобрался, приходя в состояние алертности, огляделся" — этому соответствует сноска "Алертность — готовность организма к решительным действиям с использованием всех физических и психических сил". Мне-то кажется, что вся эта терминология со сносками — след отравленности многих авторов "Моментом истины" Богомолова. Богомолов испортил десятки молодых писателей — именно этим стилем. Но ведь у автора "Момента истины" в тексте было ещё кое-что кроме "МР-38", "МГ", шпрингминен, и "качания маятника"…

Однако, мне и хотелось, чтобы мнения были частными. А то ведь в рецензии-констатации есть ненужная модальность. Есть разница — написать «Звягинцев — это Головачёв сегодня» и написать «Я считаю, что Василий Звягинцев наследовал формат Василия Головачёва» — совсем другое дело. Да, почему эта история про хлопки — так книга называется "Хлопок одной ладонью". Вот если кого заинтересует, так я расскажу, что такое настоящий хлопок одной ладонью — ту историю, правда, я прочитал у Джиласа.

Извините, если кого обидел.

02 ноября 2006

История про сны Березина № 238

Обрывок сна про какого-то благотворителя — только что разбогатевшего. Торжественное празднование его дня рождения и народный артист Ширвиндт с микрофоном у президиума. Девиз вечера полощется на синем транспаранте: «Нам нужны чудесные мальчики».

Извините, если кого обидел.

03 ноября 2006

История про сны Березина № 239

В этом сне я поехал на природу — как в старые времена, с палаткой. Нет, это в другие времена я много ездил по горам с палаткой и без, но в этом сне подчёркивается, что я еду в традиционный поход со старыми знакомыми, с которыми я ездил в годы своей юности. Среди них люди очень разные, тоже состарившиеся.

В лесу мне не нравится — собирается дождь, мои товарищи стали сиры и убоги, им уже лень разводить настоящий костёр, и они жарят колбасу на палочках, кое-кто и вовсе лежит под полиэтиленом, скрываясь от дождя.

Собирается дождь.

Вот он идёт, тонкой серой пеленой падает на угрюмую местность — и на утро я решаю уехать.

Я долго жду поезда на станции — причём в этом помещении стоит настоящая чугунная печка, но холодная как лёд в этот дождливый летний день.

Внезапно оказывается, что рядом со мной сидит человек, который был с нами в лесу. Он много моложе меня, высокий. Он — бывший солдат-десантник. Я вспоминаю, что он действительно бродил по поляне, а потом привязал к дереву две верёвки и много раз изображал парашютный прыжок, схватившись за верёвки, как за стропы.

Очень я тогда подивился этому — и вот сейчас он по случайности сидит рядом со мной.

Говорить нам особо не о чем, но вдруг он сообщает, что учится в Академии внутренней службы, а там преподаёт моя первая любовь.

Он новых воспоминаний мне становится тоскливо, и я воспринимаю гудок электрички как избавление.

Извините, если кого обидел.

03 ноября 2006

История о том, как сиять заставить заново

Меня спросили, как я отношусь к толкиенистам. Первых моих друзей-толкиенистов я помню примерно с 1980 года — это не оттого, что я хочу намекнуть на мой возраст, просто так оно и было. Мы брали в библиотеке Иностранной литературы растрёпанные книжечки и даже пытались переложить Профессора на язык родных осин — впрочем, вполне бездарно. Некоторые из нас потом переселились в Британию, кстати. Но толкиенистами эту компанию можно было назвать только ретроспективно.

Потом я знал несколько симпатичных мне людей в Казани, куда несколько лет ездил, ну и ещё несколько — через покойного Свиридова, с которым крепко дружил в юности.