Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Но что самое странное — Лимонов обращается отнюдь не к революционным массам. Он обращается к обывателю. Это жёсткая связка Лимонов и обыватель. Лимонов производит текст, будоражащий обывателя, и, одновременно, паразитирует на нём, этом малоприятном персонаже. Выросло уже второе поколение, для которого война является обыденностью. Это обывателя хорошо тревожить описаниями военных сцен и орать ему в уши о своих приключениях на чужих войнах. А тем, для кого война привычна, Лимонов странен. Он — военный турист, не забывающий вставить как лыко в строку после упоминания половины географических пунктов и персонажей, даже если речь идёт о Карле XII в Бендерах — «Я побывал в Бендерах на войне, летом 1992 года».

В этом он трогательно-беззащитен, как всякий не служивший по военнообязанности человек, что взялся пропагандировать армию, навыки стрельбы и минирования.

Точно так же обстоит дело и с ворохом профессий, которые он испробовал за много лет. Когда он восхваляет крестьянский труд, или труд рабочего, бормоча — и я, и я — словно лягушка-путешественница, вдумчивому читателю понятно, что это всё — тоже туризм. Вроде кунштюков и путешествий того малоприятного усатого господина из телевизора, что пристаёт к честным гражданам других стран и, отнимая орудия труда, норовит кого-то побрить или поймать крокодила.

Извечный крестьянский труд до самыя смерти, Марковна, до самыя до смерти — совсем иное, нежели неделя на картошке. А так всё правильно, недоверчивым — справка и свидетели, и все кивают зачарованно глазами:

— Всё-то наш писатель знает, всюду-то он побывал.

Обыватель легко переваривает эстетику песни «Батяня-комбат», что так нравится Лимонову и старается забыть животный ужас войны.

27 октября 2003

История про Лимонова (старая)

И всё оттого, что писатель Лимонов не вовремя посмотрел фильм «На последнем дыхании». А эстетика и чувства этого фильма навсегда осталась там — в чёрно-белом пространстве и пространстве техниколора, и чтобы Алжир уже забыт, а во Вьетнаме ещё не кончили.

Так бывает — один молодой человек не ко времени прочитал «Что делать», и вона что из этого получилось.

А посмотри подросток Савенко в нужное время «Андрея Рублёва» или «Зеркало», скажем, то кто знает, как сложилась бы судьба Щаповой де Карли, а так же всей русской литературы.

Да что говорить о других — если бы Антон Макаренко заставил беспризорников собирать не фотоаппараты ФЭД, а, скажем, отбойные молотки, история повернулась бы иначе. Я даже не берусь представить, как повернулась бы история, если маленький Женя Евтушенко на станции Зима познакомился бы со ссыльнопоселенцем дворянского происхождения, который приучил бы его к чтению Гумилёва и заставил бы выучить наизусть пару стихотворений Анненского.

В раннем Лимонове есть что-то от неприкаянности и обид Маяковского. Или от интонации Всеволода Вишневского: «Подойти и сказать: «Отчего такая красивая баба — и не моя»».

Лимонова между тем, раннего Лимонова и его связь с Маяковским хорошо иллюстрирует отрывок из «Дневника неудачника», посвящённый Е.Р.: «Чёрные ткани хорошо впитывают солнце. Хорошо в них преть весной. Когда-то, может быть, у меня было такое пальто. Сейчас я уже не помню. Хорошо скинуть пальто в лужи, перешагнуть, зайти в дверь, она хлопнет за спиной, купить жареного, выпить спиртного, утереться салфеткой, сойти со стула. Сказать ха-ха-ха! Выйти в дверь, завернуть за угол налево, вынуть нож, спрятать его в правый рукав, нырнуть в подъезд вашего дома, — ударить ножом швейцара, прыгнуть в лифт, и очутиться на девятнадцатом этаже. Поцеловать вас в глупые губы, раздеть Вас к чертовой матери, выебать Вас, задыхаясь, в неразработанное детское отверстие, в слабую глупую дырочку. Шатнуться обратно к двери и получить в живот горячий кусок металла. И умирать на паркете. Лишь Вас любил я, пожалуй. Ботинки полицейских чинов в последний раз увидеть».

28 октября 2003

История про Лимонова — последняя на сегодня

Одна раскрепощённая женщина, которую я подсмотрел в Живом Журнале, но, грешным делом забыл записать имя, говорила так: «Я, конечно, не разбираюсь, но, кажется, Лимонов — говно. Должны быть молчаливые, улыбчивые в усы мужики — с богатым опытом всякой стрельбы, который они в эти самые усы мужественно замалчивают. Вот когда он такой, майор в отставке, со всеми «афганами», бля, со всеми черными поясами, варит в кастрюльке борщик или занимается с дочкой математикой, я аж зверею! Хватаю в охапку и, уже без трусов, тяну ебать хоть в кусты. А вот эти, истеричные, идут нахуй. Хотя они практически повсеместно. А те, правильные, варят борщик и занимаются с дочками. Вот блядь… Хотящие нетленные мощи».

Сексуальность плавилась с политикой как в самом примитивном пересказе Фрейда — пошлом, вульгарном, и одно слово — примитивном.