Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Множество писателей до Довлатова, тупо глядя в свои портфели, сумки и чемоданы, начинали писать что-то подобное. Это очень верная форма. Человек озирается в одиночестве. Вокруг него вещи — каждая вещь имеет свою историю. Окружённый всеми этими одушевленными вещами, ты понимаешь, что именно они и являются в прямом значении этого слова сувенирами. Проживая в иностранном городе К., и я перебирал:

— кроссовки, купленные с помощью одного из друзей Кравцова в промежутке между двумя горолазаниями;

— сломанное зарядное устройство, подаренное мне Сальниковым, возненавидевшим меня за то, что я сдал ему квартиру;

— приёмник "Вильюс", пролезший в какой-то новомирский рассказ;

— подвесная самодельная кобура;

— чёрный кожаный банан, брюшная сумка, купленный мной у Светы Пузаковой, что в смутное время занималась продажей турецкого ширпотреба;

— диктофон, который я приобрёл за первый большой гонорар, и которым эти гонорары умножил;

— ручка из Volksbank'a Rottenburg'a, след изучения ипотечного кредита годом раньше;

— немецкий, реликтового производства ГДР, пиджак, берущий выслугой лет и решивший истлеть на родине;

— жилетка, принадлежавшая сестре моего несостоявшегося тестя;

— томик "Евгения Онегина", который я повсюду таскаю за собой, видимо, чтобы не забыть выученного наизусть;

— свитер, подаренный мне человеком интересной судьбы Серёжей Тыквенко, давно проживающим на севере Норвегии;

— и, собственно, чемодан, что оставил в моём доме, убежав, один бандит. Больше вещей не было. У Довлатова их было ещё меньше, но он ехал туда, где его ждали. А я же жил там, где мало кого интересовал. Сейчас, освобождая угол от вороха бумаги, надо что-то записать — будто произнося надгробные речи над каждой единицей нехранения.

Первая история будет про диссидентов.

02 августа 2002

История про диссидентов

При Советской власти диссиденты не вели командно-штабных учений, и, придя к власти, впали в удивительный административный восторг. Восторг бессмысленный и беспощадный.

Знавал я немногих настоящих диссидентов, всего нескольких настоящих, и множество поддельных. Все они люди были весьма неприятные.

Диссиденты разных стран являются, по сути, одной из спецслужб. Их объединяет принцип закрытого тайного общества. Все их слова о ненависти к спецслужбам есть выражение эмоций со стороны конкурирующей организации. И то, и это — корпоративные общества с неясными и неосуществимыми целями. Организации совершенно бюрократические.

Существуют они — вечно.

Среди бумаг я обнаружил отпечатанное пятой копией какое-то воззвание, полное глухой злобы. Смысл его непонятен. Авторство неизвестно.

02 августа 2002

История про фронду

Следующим, что было вынуто из кучи, оказался кусок журнала "Знамя" за 1988 год. В нём соседствуют Владимир Бондаренко и Людмила Сараскина, Валентин Курбатов и Станислав Рассадин, Гаврила Попов и Никита Аджубей. Но, начинался номер с пьесы Шатрова "Дальше… дальше… дальше!".

Была такая особая порода советских фрондёров, людей довольно сытых, но время от времени претерпевавших что-то от власти. Власть то манила пряником, то снова прятала пряник в чугунные пазухи. Что показательно, так это то, что у многих из них родители были выведены в расход в конце тридцатых.

В восьмидесятых они на несколько лет уезжали в Европу или Америку, а потом возвращались обратно. Это какая-то удивительно типовая судьба.

Так вот, принялся я читать шатровскую пьесу. Героев в ней оказалось множество, они сновали как тараканы, время от времени останавливаясь и произнося монологи. Бухарин даже слово в слово произносит своё политическое завещание, затверженное его несчастной женой. Как писал Набоков, "пропел даже какой-то минерал". Действие происходит 24 октября 1917 года, и все размышляют о том, что будет, и кто в этом будет виноват. Герои из будущего стучат Ленину на своих товарищей, и персонажи больше похожи на скорпионов — скорбно дерущихся друг с другом в силу исторической необходимости. Там Сталин время от времени кричит: "Шени деда ватире!" и говорит прочие гадости. Общая интонация её — все портосы, один Ленин — Д'Артаньян. Большевики там похожи на компанию алхимиков, у которых взорвалась лаборатория, и теперь они думают, случилось ли это потому, что Юпитер был в семи восьмых, или мало насыпали в чашку Петри сушёной желчи вепря Ы.

При этом никто не обращает внимания на трупы подмастерьев и случайных обывателей, валяющиеся повсюду. Говорят, что Шатров потом сделал из полемики по поводу этой пьесы целую книгу. Её, я впрочем, не видел. В моей куче, как я говорил, только кусок журнала, причём без последних страниц. Чем кончается пьеса — неизвестно. Кажется, всё-таки Октябрьская революция свершилась.