Живой Журнал. Публикации 2001-2006

— ЕТМ, — сказал на это Епельдифор Сергеевич, так как в этот момент пришла его супруга и сообщила, что если её муж, которого она любовно называла "пьяная рожа", не внесёт в дом обещанное подсолнечное масло, то питаться в дальнейшем будет с помощью общепита.

Хозяин застолья вывел гостя к жене и, поклонившись им в пояс, попрощался.

— Ах, — произнёс О.Рудаков, — так уходят люди. И снова сказал матерное слово.

— Не огорчайтесь, друг мой, — отвечал ему автор, — то ли ещё бывает, например, в похожей ситуации весной восемьдесят восьмого года моего собеседника ударили по лицу. Мир жесток, и ничего нельзя поделать с этой простой истиной. И… Вот послушай (И автор рассказал О.Рудакову свои вчерашние приключения).

— А не сходить ли нам в баню? — неожиданно предложил О.Рудаков. Поискав в шкафу, они разжились полотенцем и, долго не раздумывая, выкатились из дома. Подъехав к самым Калитниковским баням, они увидели своего приятеля Синдерюшкина, что призывно махал пивной бутылкой из стеклянного кафе. В стекляшке друзья основательно подготовились к банной процедуре и, прихватив с собой ещё с десяток бутылок, вступили в подъезд, откуда пахло тухлым бельём и прелыми вениками.

Ах, как прекрасна русская баня в тяжкие дни неудач и мучительных раздумий!

И кто этого не знает, пусть проверит немедленно. В бане они обнаружили, что: во-первых, в сумке у О.Рудакова находится бутылка перцовой настойки, и, во-вторых, их знакомый утерян по дороге. Тогда у автора и О.Рудакова родилась идея поехать в гости к совершенно другому молодому человеку, живущему где-то далеко-далеко, на окраине.

— Негоже объедать нашего друга, тем более негоже это делать в тот момент, когда он переживает за свою жену, томящуюся в роддоме, — произнёс автор, и я очень рад, что это произнёс именно он.

— Скушаем пельмешков, — рассудил О.Рудаков.

И они отправились на поиски пельмешков. Пересчитав свою наличность, герои (эх, вот они уже и стали героями!), герои отказались от посещения ресторана "Закарпатские узоры", ибо наличности набралось на три рубля с мелочью. Однако, так как на мякине, или чем-нибудь другом провести героев было невозможно, они нашли вблизи Таганской площади пельменную.

Автор грозно дёрнул запертую дверь, а О.Рудаков, насупившись, посмотрел на часы. Совокупная внушительность этих двух действий заставила старуху в пятнистом халате открыть маленькое окошечко и примирительно произнести:

— Ну ладно, один кто-нибудь заходи.

— Нас — двое, — разъяснил О.Рудаков.

— А мне-то всё равно. У нас всего одна порция осталась, — ответили ему. Всё же, через несколько минут они обнаружили другое заведение, представлявшее собой гофрированный навесик над шестью столиками. Называлось оно: "Русские колбаски".

— Хотел бы я посмотреть на того ирода-басурмана, который считает, что русский человек должен есть такие колбаски, да ещё отдавая за них столько своих небогатых денег, — говорил автор, вгрызаясь в вышепоименованную колбаску. Работали в "колбасках", и правда, люди всё больше странной какой-то, неясной восточной национальности.

Однако в этот момент к друзьям обратился сосед по столику, как впоследствии выяснилось, мирной чечен тридцати четырёх лет от роду, и предложил, показывая белое горлышко, отметить получение им, чеченом, высшего образования на факультете виноделия Пищевого института.

"А что бы, собственно говоря, не отметить", подумали друзья и отметили. Откуда-то появился ещё один выпускник винодельческого факультета, на этот раз киргиз. Началось братание. Деньги не были пущены на ветер. Компания мешала напитки, и вскоре автор начал рассказывать чечену о сути подмены истинных ценностей жизни травестируемыми, уходом от реальности, из князи в грязь, и так этим увлёкся, что вдруг понял, что объясняет всё это О.Рудакову, едущему с ним в метро, и никаких чеченов — ни замирённых, не злых и выползших на берег, вокруг них уже нет. Но это не создало никакой неловкости, а даже скоротало время долгой дороги на ту самую окраину, где жил молодой человек, которого они так не хотели объедать.

Их путь лежал мимо школы, вглубь квартала.

— Смотри-смотри! — воскликнул автор, указывая на серебристый силуэт самолёта, стоявшего у тропинки. Судьба этого самолёта, надо сказать, была весьма показательна. Списанный военным ведомством, он был подарен школьникам, чтобы они, утром отправляясь на занятия, прониклись мыслью о нерушимости воздушных границ, мощи Советской Армии, и, может быть, стали бы от этого лучше овладевать знаниями в родной школе. Но уже в первые часы своего пребывания на новом месте самолёт больше всего походил на дохлую гусеницу, попавшую в муравейник и дёргающуюся под наскоками его обитателей. Детишки раскачивали его, дёргали за элероны, рвали дюраль, хвостовое оперение трещало, а остекление кабины осыпалось под ударами более сильных старшеклассников. Каждый тащил домой какую-нибудь часть боевой машины, и скоро серебристой птице оборвали оба крыла, а в фюзеляже наделали столько дыр, сколько ни один истребитель не получит в результате воздушного боя.