Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Но коварный Пантагрюэль с сынком своим подослали к нам шпионку… Притворялась баба, что сына родного ищет, а сама вызнала всё — где посты наши стоят, где ратники, а где и верховые, просторы где без войск, а где запасы огневые. А на рассвете…

Голос старика дрожит. Его слова становятся скупы и бесхитростны.

— А на рассвете враги часовых поубивали, да напали на нас сонных. Лютовали изверги.

— Ребята! — сказал обращаясь к отряду Пикрохол. И мы поняли всё. Армия наша пробилась. Остались мы втроем — я, наш Пикрохол, да слуга его набольший. Подошли к реке Пор-Юо, да и сели у самой воды отдышаться. Но уж видим, как наймиты Гаргантюа скачут по дороге… Отослал меня батюшка Пикрохол в секрет, чтобы, значит, задержать погоню, а сам уж еле языком шевелит… Ослаб. Зарядил я пищали — свою, да слуги Пикрохолова, да стал в псов-захватчиков постреливать… Ой, да много народу у них полегло.

А Пикрохола взвалил его слуга на плечи, да в Пор-Юо прыгнул. На себе переправил государя нашего на тот берег, выходил там его. Выжил Пикрохол, да только прозвище сменил, чтоб не спрашивали ни о чём. Теперь где-нибудь ещё государем. Справедлив он и мудр, наш Пикрохол.

А меня, поранятого, в беспамятстве, в плен угнали. Да… Глаза старика снова горят молодым огнём, снова голос его поёт:

— Эту песню вам не зря, спел я, сидя с вами. Знайте, хлопцы, отчего — я покрыт рубцами!

Золотое солнце освещает лицо старого воина. Много дней прошло с тех времён, лихой рубака поседел, но готов хоть сейчас в атаку.

Извините, если кого обидел.

04 сентября 2002

История про одного доцента

В то время, когда автор ездил по Москве в поисках призрачного общения с различными людьми, его сосед, доцент кафедры французской литературы, сидел у себя в спальной комнате, служившей ему одновременно кабинетом, и печатал двумя пальцами на машинке статью.

Доцент кафедры французской литературы (назовём его для удобства Страженко. Страженко, Алексей Константинович) писал статью в праздничную газету, где поздравлял своих коллег с юбилеем кафедры. Ядовитые миазмы Садового кольца мешали Алексею Константиновичу работать, и иногда он отрывался от пишущей машинки и, страдальчески заламывая руки, вскрикивал:

— Ке фер, Фер-то ке?! — что в переводе с французского означало: "Что же делать, делать-то что, ах ты Господи Боже мой!?". Дело в том, что Алексей Константинович ненавидел своих сослуживцев, и помимо его желания ненависть сквозила в каждом слове этих поздравлений.

Наконец, он послал их в область материально-телесного низа и, надев пальто, пошёл в магазин за тем, чтобы купить бутылку вина.

По дороге в магазин Алексей Константинович утешал себя тем, что после развода живёт он один в двухкомнатной квартире и, чтобы разнообразить свою холостую жизнь, сам грешит литературой. Для полного успокоения он стал сочинять в уме рассказ. "Вот, напишу про Клюева" думал он. "Хорошее начало: Отца своего Клюев не помнил… Нет, не так".

Алексей Константинович встал в очередь, где, к слову, уже стоял известный читателю Епельдифор Сергеевич. Очередь двигалась медленно, и, казалось, люди собрались здесь из чисто академического интереса — узнать, хватит им всем дешёвого портвейна, или нет.

Алексей Константинович запомнил стоящих вокруг него людей и снова погрузился в размышления.

"Да, я графоман, как не прискорбно в этом признаться. Но что же делать, много лет общаясь с литературой, я привык ставить себя на место автора. Может, я даже стану плагиатором. Вот, например, кто-то закончил свой роман словами: "а через несколько лет он умер", и теперь мне удивительно обидно, что такая концовка уже занята. Клюев… Прочь Клюева! Этот злой деревенский гений приходит ко мне, образованному человеку, заставляя меня бросить изысканный стиль, на который только-то и осталась у меня надежда.

А может, нет у меня никакого стиля… Клюев, которого я даже не могу умертвить без помощи других писателей. Клюев, рождённый мной Клюев… Впрочем, почему же только мной".

Алексей Константинович очнулся и оглядел очередь. Всё было по-прежнему, и он снова стал думать о Клюеве.

04 сентября 2002

История про северную речку Щугор

Отец подарил Клюеву жизнь и… Нет, снова не так. Клюев-старший зачал Клюева-младшего перед уходом в армию. Там Клюев-старший остался, по меткому выражению служивого народа «давить сверчка», то есть — на сверхсрочную. Грянула война, и следы Клюева-старшего потерялись.

В девятнадцать лет младшего Клюева посадили на телегу и отвезли в районный военкомат. Так Клюев стал солдатом очень важных войск. Служил Клюев не очень прилежно, но службу знал, с начальством ладил, и ему даже вышел отпуск после двух лет службы. Проехав полстраны, он посетил свою деревню, в первый же день насовал кому-то в пьяном виде по морде, помог матери с починкой крыши и снова пересёк половину огромной территории СССР.