Живой Журнал. Публикации 2007

— Так я и говорю — это совершенно нормально. Получение удовольствия совершенно нерегламентировано. Глупо говорить человеку (к примеру), любящему блондинок, что он обязан любить брюнеток, или девушке, что она должна любить не очкариков, а брутальных мачо. Некоторые обсуждения аналитического плана начинаются в тот момент, когда мы говорим не в категориях удовольствия, а в категориях "объём продаж", "рейтинг", "упоминания", "символичность", etc.

Вот тут-то и начинается драка.

— Верно ли я понял? Всё, о чем можно говорить с претензией на общезначимость, так, чтобы был смысл отстаивать какую-то точку зрения — это "объём продаж", "рейтинг", "упоминания", "символичность", etc. А "содержательные" вещи — это лишь предмет вкуса, о котором не стоит спорить. Так?

— Я не знаю, что такое "содержательные" вещи. Но спорить о декларации, что мне (к примеру) нравится Дмитрий Быков — бессмысленно.

— Я понимаю, что слово слишком туманное. Может быть, поможет: сюжет плохо выстроен, главный герой бледный, конец оборван и т. п. Это не обсуждаемо? Лучше говорить об издании, объеме продаж? Я не столько спорить порываюсь (не смог бы — ничего в этом не понимаю). сколько хочу понять Вашу точку зрения.

— Ну, я специально там вставил "символичность", и прочее. Есть какие-то вещи "счётные", а есть "нет".

Например, грамматические ошибки — счётны, а утверждение "главный герой бледный" — нет.

Вон фраза "картонные персонажи" хороша "между своими", потому что не говорит ничего. В картонности персонажей упрекали бондиану, все комиксы и "Хождение по мукам". Достоевского, кстати тоже.

Вместо "оборван конец" можно сказать "открытый финал" и всё опять будет бессмысленно.

— Да, теперь, кажется, понял. Вы и в самом деле думаете, что надо обсуждать — аргументировать. спорить и т. п. — только счетные. формальным образом демонстрируемые вещи. Прочее годится для выражения симпатий и антипатий между своими, но не может быть предметом общего обсуждения. Надеюсь, не переврал.

— Да нет, обсуждать можно что угодно, декларировать позицию, расспрашивать, что и как.

А вот спорить в эстетике "хорошо/плохо" довольно бессмысленно, когда речь идёт о личном художественном восприятии.

— Одного зека застали за тем, что он дрочил на известный портрет Лермонтова.

На недоумение своих товарищей он отвечал "А мне — нравится". И был, в общем прав.

— Ну почему же бессмысленно… Это ведь как захотим. Смысл вкладывается — или нет. Нету ведь никакого закона, который бы утверждал: спорить в эстетике "хорошо/плохо" довольно бессмысленно. Это лишь выражение опыта при определенной постановке задачи. Например, многие люди обламывались, убеждаясь, что в таком споре победить не удается. И говорили: бессмысленно. Но тут смыслом была изначально назначена победа в споре. Можно сделать иначе: назначить смыслом разворачивание некой точки зрения (пусть будет — "это хорошо"), и человек потратил силы и активность, чтобы данную точку зрения развернуть, показать, выложить аргументы, объяснить чувства, подыскать слова. И тогда не важно — что не всех противников убеждает эта точка зрения, разговор был не бессмысленным, если многие, ознакомившись, скажут — вот спасибо, теперь я лучше это понимаю.

— Так про второй случай я уже сказал — это не спор, это вид декларации.

— Да, хорошо. Пусть это будет не спор…

— А это что угодно. Можно назвать разными словами, но позиции две: спорить, доказывать, пытаться переубедить, то есть рассчитывать на изменение позиции или обнаружение её уязвимых мест, и декларация с одной стороны с её выслушиванием или невыслушиванием, уточнением и не уточнением.

Каие могут быть уязвимые места в декларации "Я люблю Диму Быкова или я люблю блондинок"?

— Я не брался защищать любой тезис. Так что от быкова и блондинок, с Вашего позволения, уклонюсь. А вот тезис Ваш, боюсь… Вы отличили спор — когда рассчитывают на изменение позиции. и декларацию, когда не рассчитывают. Я не держусь за наименование — не нравится слово "спор", пусть будет иначе. Но то, что я сказал, рассчитано именно на попытку изменить позицию собеседника. И часто выполняет эту задачу. Ну, не реже, чем спор.

— А зачем менять позицию взрослого человека? Придти к Толстому и Ахматовой. Разъяснить ей Чехова, а ему — Шекспира. Что, сказать, дураки, недопоняли? То-то же, банда троечников!

Ну ладно, там негатив, а спорить с взрослым человеком, и говорить ему: "Да вы напрасно любите Лукьяненко, он сущее говно!" Ну, вам настучат в бубен — и будут правы и с бытовой точки зрения, и с позиций здравого смысла.

Потому как переубеждать взрослого человека в его эстетических пристрастиях сродни введению наказания за мыслепреступление.

Но тут я потерял, может быть, вашу мысль. Вдруг я ее не так понял. Вдруг у вас есть методика того, как спорить о призрачном. Может, у вас какая-то универсальная шкала есть для искусства, может имеется какой-то эстетический штангенциркуль. Ну, попробуйте, попрактикуйтесь на мне. Народ потешится, как мы сойдемся в чистом поле гремя огнем, сверкая блеском стали — я за Лукьяненко, а вы против.