Знаменитый Пушкин, когда он задумал написать историю Петра I, хотел быть представленным этой старой невестке одного из ближайших друзей царя, но та отказалась его принять, говоря, что не привыкла общаться с "рифмачами и писаришками», как выражалась эта выжившая из ума старуха. Ей объяснили, что Пушкин принадлежит к одной из самых старинных семей русского дворянства; она возразила, что приняла бы его, если бы он не занимался писательством, и добавила:
Сафорино, между прочим, это нынешнее Софрино.
_______
Долгоруков П. Записки князя Петра Долгорукова. — М.: Гуманитарная Академия, 2007, с. 246–47
История про Гумилёва-мл. (I)
Я опять вспомнил про Гумилёва, оттого что размышлял о том, как честный обыватель (а я вот и есть честный обыватель, к примеру) должен себя вести, если хочет понять с чем он имеет дело — с наукой или не с наукой.
Причём "не наука" в моих глазах вовсе не оскорбление. Много что "не наука" — вот вполне себе неплохая штука — вера. Кстати, чтобы два раза не вставать, меня вовсе не пугает религиозная пропаганда (правда, если она ведётся скучными неумными людьми — это ужасно), сколько особый тип мракобесия, притворяющийся наукой.
Вот если мне начинают рассказывать что-то честно-метафизическое — тут я отношусь с пониманием.
А вот если "
Сейчас, кстати, хорошее время для того чтобы бросать всякие ненужные (и заодно просто неприятные тебе лично) вещи с парохода современности. Причём бросают всё время манекены с бирками на шее. Вот тут была попытка выкинуть манекен с биркой "Ахматова". Я думаю манекен Николая Степановича Гумилёва тоже принаряжают.
Сейчас он такой рыцарь в офицерском мундире, не знающий страха и пощады к врагам — символ Белого движения, мученик за правду, и проч., и проч. Потом прибегут оппоненты и начнут припоминать нервность и попытку самоубийства в Париже, причудливость характера — и ну тащить фальшивого Гумилева к борту.
С младшим Гумилёвым всё куда интереснее.
Вокруг него собралась какая-то удивительная секта — я, разумеется, никого не хочу обидеть, но постоянно встречаю очень странных адептов Гумилёва-мл.
Лев Николаевич в этой системе координат выглядит каким-то даосом, наделенным загадочным знанием, много потерпевшим от могущественного императора, но впоследствии ставшем научным мандарином, получившим шёлковый халат, но всё равно ушедшим от нас в те края, где от мудрости не печаль, от ума не горе, а лишь вкус амброзии на губах.
И это очень жалко — потому что скажешь адепту Гумилёва, что тебе научность Теории Этногенеза (Многие востоковеды говорят (и, как уже сказано, нам, честным обывателям, всё время приходится опираться на каких-либо референтов!), что его работы по тюркским народам сделаны на вполне высоком уровне) тебе сомнительна, так затопает адепт на тебя ногами, да ещё решит бросить какой тяжёлый предмет.
Как припомнишь, что в работе 1966 года "Монголы XIII в. и "Слово о полку Игореве"" есть чудесная фраза "Стрелы дальневосточных народов отличались тем, что они иногда бывали отравлены. Этот факт не был никогда отмечен современниками-летописцами, потому что он был военным секретом монголов"
— так вовсе отравят. Кстати, когда мы тут все размышляли по этому поводу в прошлый раз, то мне подсказали ещё две чудесные цитаты — из книги "Древняя Русь и Великая Степь": "Отсутствие сведений в летописи означает признание хазарской гегемонии" и «Для нашей постановки проблемы источниковедение — это лучший способ отвлечься настолько, чтобы никогда не вернуться к поставленной задаче — осмыслению исторического процесса» из книги "В поисках вымышленного царства".