Живой Журнал. Публикации 2007

Я полагаю, чо есть дежурные фразы, которыми должен наполняться Живой Журнал в определённые дни. Про 14.02 я и думать не хочу, а, например, 01.02 все как один должны плоско шутить о чернилах и слезах. А 31.08 — словно и не бывало, да-да, только этого мало, да-да. На худой конец — "а всё-так жаль, что кончилось лето". Тут больше поэтического разнообразия, например — "Ну вот наконец-то, дождливая осень, и кончился месяц под номером восемь". Одним словом — "дожди забренчали сонаты по клавишам мокнущих дней"… Мы одной крови, вы и я.

Я правда, больше простыми русско-татарскими словами. Проебали лето, да.

По этому поводу есть история. Я как-то написал рассказ (не суть важно про что, но герой там бежал из города и пройдя несколько дней, успокаивался. Лето кончалось, стоял жаркий сентябрь. Он ушёл от погони и спал на опушке леса — и дальше был сказано, что на пригреве тепло, но ничего ещё не кончилось, мало было дойти до этого места и тому подобное.

Потом я узнал, что корректор этого журнала очень ругалась, вычитывая мой текст. "Очень грязно, — сказала она, — и полно ошибок". Корректор была наделена великой властью, и поэтому всё исправила сама — например, "на пригреве" заменила "на солнцепёке".

Извините, если кого обидел.

31 августа 2007

История про поколения

Первое сентября — очень хороший день для разговоров о сентиментальности. Многие мои знакомые принялись обсуждать известный текст о поколении семидесятых, причём в превосходных тонах. Я-то похож на злобного карлу Альбериха из известной оперы, и считаю эти присяги родом групповой психотерапии. Мне, честно говоря, не очень понравился этот текст, полный подросткового пафоса и неверный ни фактически, ни эмоционально. Но к нему сразу же припали комментаторы, будто к знамени на присяге — и я, и-я-плюс-один-семьдесят-два, семьдесят-шесть… "Боже, как это верно! И я тоже! И меня запишите! Это моё поколение, мы одной крови — ты и я!".

Я-то не этой крови, и принадлежу к тем людям, что последними целиком сформировались при Советской власти.

Если честно, то я и сам баловался такими обобщениями (только в пространстве литературы — там взятки гладки), и мой опыт показывает, что они довольно сомнительны. Это не упрёк — да, если кто-то начнёт за писанину тягать в ссылку, в рудники, к тётке, в глушь, в Саратов — это ужасно нехорошо. Но всякий текст (кроме, может быть, личного дневника, сожжённого пред смертью, что редкость) рассчитан на прочтение. Я этот текст о поколениях числю не в художественной прозе, а в эссеистике, или даже в публицистике. Это такой текст-восклицание. А! Поколение! Погляди!

Ну, я, бодрый старичок, поглядел. Автор, может быть человек хороший, а текст неважный.

Но этот крик души очень полезен — он становится поводом для совершенства формулировок. Тут под рукой все логические положения, которые присутствуют в разговорах о поколениях, текстах, искусстве, etc. Сентиментальность "Праздника, который всегда с тобой" я вполне перевариваю, а ведь эти два текста построены на одних и тех же приёмах — только один числится по разряду прозы, а другой — чистой воды манифестация. Хемингуэй очень хорошо чувствовал, что мужчины после тридцати чудовищно сентиментальны и понял, какой спрос на это — и оттого испортил несколько поколений писателей. Интонация "Утирающего-Тайком-Слезу-Мужчины" оказалась очень успешным товарным продуктом второй половины XX века — ведь унылая сентиментальность в каждом из нас. Только зазевайся — выползет наружу, будто Ленор-мёртвая-девочка, и ну ныть, как Паниковский. Текст о поколениях как раз листовочного формата, прокламация — крик души, в общем.

Понятно, что жизненные и орфографические ошибки всё равно будут сделаны новыми поколениями, всякая молодость будет проёбана, а возможности упущены. Но никто не может отнять у пресловутого хармсовского читателя право на бессмертную фразу "А по-моему, ты говно". Мы говорим пока не о том самом тексте, может быть, очень милого человека, а о некотором явлении. Как говорил Бумбараш — "Я не в тебя стреляю, а во вредное нашему делу донесение".