Один знатный критик, услышав это, от огорчения сразу выпил водки и сел в фойе. Он сидел там как демон Максвелла. Каждому выходящему он подсовывал победившую книжку и велел прочитать третий абзац. Кто бы не читал — всё критику не навилось. Одному человеку он сказал, что тот читает слишком тихо, другому, что слишком краснеет. Мне сказал, что я для такого чтения ещё не изжил остатки культуры, а какому-то толстяку — что тот слишком пугается ненормативной лексики.
Наконец, вышел из зала молодой человек, взял в руки книжку и прочёл смачно и чётко — со всями блядь да ёб твою мать. Прочёл молодой человек четвёртый абзац, губы утёр, крякнул, да и отправился себе восвояси.
Знатный критик сразу же ко мне наклонился, да и говорит:
— Кто это? Вон-вон, кто!?
— Это, — отвечаю я ему, — Шнуров. Да забудь ты, об этом Паша, пойдём лучше "Несмертельного Голована" хором на два голоса читать.
Поэтому я просто гулял по городу и видел много чудес. Видел настоящую девушку-вампира, и в глаз мне посветили лазером с Заячьего острова — так что и сам я стал головой подёргивать и ногу приволакивать, и посмотрел ночной прозрачный город, хоть и не пустили меня через мост лейтенанта Шмидта, и во двор на Красной, где мой горячо любимый дедушка провёл несколько лет своего детства, пережидая блокаду Юденича, тоже не пустили. И всюду, куда можно не пустили меня, потому как надо было иметь при себе пропуск с надписью "везде", а у меня пропуска и вовсе никакого не было.
Зато увидел я сумасшедших эрмитажных старушек, что не перенесли ночного разорения родного места, толпы бесплатных посетителей, что наплевали в зеркала, стащили несколько картин и по ошибке ощипали часы "Павлин".
Эти старухи бродили по светлым ночным улицам на манер Акакия Акакиевича, и, притворившись цыганками, выпрашивали у прохожих всякий антиквариат.
лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки.
История из старых запасов: "Слово о венецианском карнавале"
Один знакомец спросил меня о венецианском карнавале. Он хотел туда съездить, и вот спросил — как там. "Нет, — отвечал я, — Никакого карнавала в Венеции нет. Другое дело, несколько десятков самых знатных венецианских семей собираются на свой карнавал в каком-нибудь дворце. И если ты не принадлежишь к одной из этих семей, то дорога туда тебе заказана. На них фамильные маскарадные костюмы, стоимость каждого из которых дороже "линкольна", те костюмы, которые передаются из поколения в поколение. Эти люди там собираются уже тысячу лет. Приплывают на гондолах, поднимаются по лестнице (в этот-то момент ты их видишь издали), а потом за ними закрываются резные двери. И всё.
А в городе в это время идёт другой карнавал, туристический. Ты лапаешь тощую венецианку, а потом оказывается, что это трансвестит из Дании, пьёшь отвратительное итальянское вино литрами, говоришь по телефону с Норвегией, отбиваешься от зазывал, разглядываешь сводный батальон самураев с фотоаппаратами и видеокамерами, сплёвываешь с мостика на голову пьяным молодожёнам, находишь правильную венецианку, которая оказывается полькой и читаешь ей Бродского, потом пьёшь отличную граппу, выезжаешь из города в чисто поле, в котором нет снега, говоришь по телефону с немного удивлённым начальником в Москве, меняешься адресами и пьёшь неизвестную алкогольную жидкость и, наконец, со слезами на глазах смотришь в рябь воды и поздний, мутный, серый как портянка рассвет. Только никакого отношения к карнавалу это не имеет".
Так ответил я моему знакомцу, а, ответив, пошёл пить кофе. Впрочем, после кофе я подумал, что и впрямь, наверное, стоит съездить в Венецию. Хотя бы раз.
лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки.
История из старых запасов: "Слово о самоидентификации"
Вопросы о том, кто я такой, меня постоянно ставят в тупик. Я ощущаю себя маленьким мальчиком из анекдота, начало которого я забыл. Помню только, что мальчик там испуганно бормотал маньяку, что уносил его со стройки: "Не знаю я ничего, дяденька, я ведь не настоящий сварщик".
Так вот, мне как-то ввечеру позвонил один известный человек, тот, что составлял энциклопедию всех людей, пишущих по-русски. Я слушал его вопросы, плотно прижав трубку к уху, а в трубке, кроме вопросов, было ещё слышно, как хрустит клавиатура. Этот человек сразу вколачивал цифры и буквы моей жизни в какую-то форму.
— Так, а потом вы где работали? А потом? А ещё где учились? Вот как? А это где?..
И снова послышалась тараканья поступь клавиш.
— Ну, — наконец, сказал он. — Про этот ваш текст мы знаем, а вот роман "Сперма на стволе" вы когда написали?
— Извините, дяденька, — отвечал я. — Не писал такого.
— Хм… А у меня здесь записано… А "Кровь на ноже"? Нет? А "Расчленёнка на Хорошёвском шоссе"?