Живой Журнал. Публикации 2010

Так вот то, что упомянуто в цитате из повести братьев Стругацких — это "Битва в пути" (1957). А была ещё такая помессь любовного романа с просвещением народа о постановлениях Партии по сельскому хозяйству "Повесть о директоре МТС и главном агрономе" (1954).

Однако надо помнить, что на одну забытую Николаеву приходилось примерно двадцать более забытых, но схожих романов.

Третий пласт — это поздний соцреализм. Этот соцреализм сделан людьми, по большей части уже родившимися при Советской власти, которорые сразу понимали что к чему. У них, собственно, не было ломки и превращения. Это например, например, Проскурин, написавший "Глубокие раны" (1960); "Горькие травы" (1964) и тому подобное. Или Анатолий Иванов с "Тенями, исчезающими в полдень" (1963) и "Вечным зовом" (1971–1976). Или Георгий Марков, что написал, среди прочего, "Строговых" (1939–1946), "Соль земли" (1954–1960), "Отец и сын" (1963–1964), "Сибирь" (1969–1973), "Грядущему веку" (1982). Этакая помесь Голсуорси с толстым томом "Истории КПСС".

Это сплошь классика — типический вид автора это Герой Социалистического труда (Марков даже — дважды), лауреатство разных степеней и забытый роман-эпопея. Впрочем, если такого классика успели экранизировать, если на экране перед зрителем явилась Клара Лучко в платке и актёр Вельяминов, то название и сюжет старшее поколение запоминало навек.

Помнят-то именно то, что экранизировали (Скажем, роман "Цыган" ни разу не партийного канона, но с успехом издаётся и сейчас — во многом, благодаря фильму).

Извините, если кого обидел.

07 апреля 2010

История о народных спорах

Сходил, кстати, на "Сноб", посмотрел как срутся снобы по поводу некролога Толкуновой. Вот удивительно — срутся точь-в-точь, как нищие фантасты. Вот, казалось бы, и денег у них в десять раз больше, ка срутся так же. Ещё и какают, наверное.

Извините, если кого обидел.

08 апреля 2010

История про соцреализм или доебёмся до мышей (продолжение)

Ну, ладно. Были там соцеалисты в искусстве разного разлива. Однако ж, наоборот, были и диссиденты — то есть, то, что мы называем диссидентской литературой. То есть, не какая-нибудь "Хроника текущих событий" (Гениальное, кстати, название), а такая литература противостояния. То есть, опять все термины интуитивные — но до падения кровавого советского режима было совершенно ясно — вот это можно, а это — нельзя. Вот какой-нибудь роман Солжениицына — нельзя, или наоборот, какой-нибудь ужасный текст про бравого солдата Чонкина — так тоже нельзя. Их легко было даже отличить по пухлой заграничной бумаге. Причём, было понятно, что за Солженицына могут выгнать из института, а вот за "Пушкинский дом" Битова — не выгонят, но стыдить будут.

Но тут и заключён вопрос — куда это всё подевалось? Не в смысле куда делся Солженицын, а в том, существует ли сейчас литература, которую можно назвать диссидентской.

Самый дешёвы ответ — это привести пару имён каких-нибудь национал-большевиков, но в как-то это всё не выстраивается. Тут ведь надо, и чтобы была литература, и чтобы именно противостояния. А видно лишь гламурную этнографию или неловкие попытки переписать книгу "Мечтатели" Гилберта Адэра. Режим есть, литературы нет.

То есть, литература вообще есть, но диссидентской — нет.

Или, если по-другому — гламурно-бунтарская есть, а типа диссидентской нету. Может, сама поставновка вопроса неверна — кончилось диссидентское время, ушло в осциллограф, как в гудок паровоза.

Или, иначе, возможен ли сейчас оппозиционный роман?

Ну, вот скажи какому-нибудь Емелину, что он диссидент, так он, поди, откашляемся и плюнет в лицо. И правильно сделает.

Или, я даже не знаю кто.

Все плюнут.

Извините, если кого обидел.

09 апреля 2010

История про телевизор

То есть, типа, Невзоров окончательно стал Гулливером?

Извините, если кого обидел.

09 апреля 2010

История про постмодернизм или доебёмся до мышей

Меня тут как-то позвали на круглый стол по итогам очередного периода русской литературы. И вот мой сосед сказал. что главным итогом прошедшего десятилетия "нулевых" был крах литературного проекта под названием "постмодернизм". Я насупился и стал думать на эту тему — потому как я как раз не считаю, что постмодернизм как приём кончился. наоборот, как только о нём перестали говорить с интересом, оказалось, что его как приём все используют.