Живой Журнал. Публикации 2012

Потому что у нас —
Каждый молод сейчас
В нашей юной, прекрасной стране!

Итак:

Как вам, деточки, передать
Эту радость, когда вернулся Коля, —
В новой форме, седой
Почти, такой молодой!
Про повязку свою сказал: "Пустяк!"
Миновала его беда
И в Манчжурии и на Халхинголе.

Тут надо сделать комментарий — Халхин-Гол это 1939 год, перемирие было заключено в сентябре, значит, ранен Коля был сразу весной и вернулся ещё летом, в июле Манжурия — это несколькими годами ранее — служба военным советником в Китае. Советские военные советники толклись в Китае с двадцатых годов, а особенно были значимы во время японо-китайской войны, начавшейся в 1937 году.

То есть, это тот самый предвоенный образ — военные в форме со шпалами и ромбами, ордена ещё не примелькались и всё такое.

День, когда он пришел,
И наши танцы и стол
Позабыть не могу я никак.
Ах, Рио-Рита! Как высоко плыла ты над нами
Через страх и озноб, через восторг побед, —
Аргентины далекой привет!

Ну, про национальный привет пасодобля уже сказано выше.

Тут интересно про стол — на сотнях домашних предвоенных фотографий люди сидят за столами. На достаточно резких снимках можно различить этикетки кахетинских вин по номерам. Жареная курица машет ножкой как демонстрант из колонны своих товарищей — еда была ценна. Еда вообще полноправный участник коллективных фотографий.

Старики хорошо помнили еду и стол.

Потому что — досыта. Даже если не совсем досыта.

Ах, Рио-Рита! Как плескалось алое знамя!
В нашей юной стране был каждый юным вдвойне, —
Где все это? Не было и нет.
Как вам, деточки, рассказать,
Что за дрянь наше дело стариково!
Столько продранных кофт и на локтях синяков!
Не дай Бог, если снова гололед.

Вообще, гололед и старушки — это совершенно гениальная связка. Нет ничего (кроме котят, разумеется) что вызывает такую же жалость.

Я проплакала все глаза,
Тоню с Витей свезя на Востряково,
Но, что Коли нет,
Вот скоро будет пять лет,
Мое сердце никак не поймет.

Тут интересно то, что военнослужащий человек Николай не погибает в общей трагедии Отечественной войны, а растворяется в медленном послевоенном времени. Сгинь он в Сталинграде, мы бы слушали новый вариант "Серёжки с Малой Бронной".

Ах, Рио-Рита! Как высоко плывешь ты над теми,
Чьи тела зарыты, чьи дела забыты,
Чья душа разлетелась как дым.

Чьи тела зарыты, чьи дела забыты — это, собственно, ключевые слова. Собственно, это и есть самое страшное для честного обывателя.

Собственно, не каждый философ спокойно может подумать о своём полном исчезновении.

А уж "душа разлетелась как дым" — это та степень атеизма, то и не снилась спорам в русской литературе.

Ах, Рио-Рита! Ты сладка и жестока как время.
Позвучи чуть-чутъ — я все равно не хочу
Расставаться с воздухом земным,
Расставаться с воздухом земным.

(Тут Богушевская в авторском исполнении ещё прибавляет "ча-ча-ча").

Мне то нравится в этом тексте — это определённый набор сигналов для людей среднего возраста, вызывающих абсолютно химический ужас. "Рио-Рита" — музыка войны. Война выведена за скобки, но всё равно присутствует.

То есть, "страх и озноб" известно от чего, и "юность", которая вообще символ всего "предвоенного".

Тут есть ещё очень интересная тема — тема счастья. Потому как счастье, конечно, зависит от царей и войн, но каким-то очень странным образом. Счастье часто связывают с политическим режимом — но каждый раз получается по ильфовским словам, то счастье человечества связывали с изобретением радио. И вот радио изобретено, а счастья всё нет.

Кстати, чтобы два раза не вставать — на иллюстрации, конечно, Александр Максович Шилов — "Зацвёл багульник". Нечеловеческой мощи и воздействия картина.

Извините, если кого обидел.

24 марта 2012

История про то, что два раза не вставать

Поскольку желающие отстоять честь певца Шаова куда-то подевались (вернее они где-то здесь и то и дело выглядывая из кустов анонимно, корчат мне рожи), я расскажу про другое.