– В такой поздний час – ни сказок, ни какао, – сказала мать вместо того, чтобы ответить на мой вопрос.
– Но папочка разрешает, когда мне страшно. Папочка говорил…
– Твой отец тебя погубит! – рявкнула она.
Меня долго приводила в недоумение эта фраза. Каким-то образом из-за того, насколько теплее и душевнее в целом был мой отец, я переварила ее и поняла в том смысле, что мужчины способны погубить тебя такими замечательными способами, как жуткая, ярко-белая, твердая, как камень, карамель с красивыми радужными пятнышками.
Глава 17
Утром я проснулась и обнаружила два сообщения. Первое пришло в середине ночи, от жены Вика, очень длинное и сплошь заглавными буквами. Должно быть, она напилась или наглоталась таблеток. Я подумала о мертвом муже этой женщины и особенно о ее сыне: насколько неизмеримо легче продолжать жить, если ты решила сойти с ума.
Я перечитала сообщение пару раз. Начала дрожать, хотя не сознавала этого, пока не увидела, что телефон трясется в моей руке.
Другое сообщение было от Элис.
За пять минут до начала занятий я разглядывала свое лицо в зеркале заднего вида. Зачем некоторым женщинам-натуралкам так нужно быть красивыми перед особями своего пола? Если бы мужчин стерли с лица земли, как долго бы это продолжалось? В какой момент мы просто сфокусировались бы на стремлении стать сильными?
В студии Элис сидела в позе лотоса. Волосы ее струились каскадом до самого пола. Элис подмигнула мне, когда я раскатала один из студийных ковриков рядом с окном. Она ввела нас в приветствие солнцу под «Мозамбик» Дилана. Мне стало интересно, думает ли какая-нибудь из этих женщин с напряженными лицами о чем-нибудь кроме того, как прекрасна Элис. Кроме того, как надежно, но изящно выглядят ее запястья на коврике и как сдержанно смотрится ее зад, поднятый высоко в воздух, в позе «собака мордой вниз». Сколько силы в том, как мы зацикливаемся! Если бы только можно было найти этой силе применение. Если бы только можно было ее перенаправить.
Я наблюдала, как двигалось тело Элис, и пыталась силой воли удлинить свои кости, чтоб они были как у нее. Выпрямляя ноги в позе чатуранга, я чувствовала себя легкой, как никогда.
Под конец Элис поправила мою позу трупа. От нее пахло персиками. Я поднялась первой и безмолвно скатала коврик. Выходя из студии, я не смотрела на Элис. Села на одну из скамеек снаружи и стала ждать. Девушка-администратор вышла на улицу, чтобы спросить меня, оплатила ли я занятие, не хочу ли приобрести абонемент. Я сказала ей, что занятие было бесплатным. И почувствовала себя морщинистой воровкой.
Когда Элис вышла на улицу, она окинула меня взглядом со странной улыбкой на лице. Я забеспокоилась, что, может быть, в студии показала свою зависимость. Я никак не могла понять, как правильно вести себя с женщиной.
Мы поехали – слишком быстро – по левой полосе шоссе Пасифик – Коуст с опущенными стеклами. Миновали несколько пустых садовых центров, проехали мимо каменных колонн Гетти. На этом отрезке Малибу, казалось, не водилось ни одного животного. Ветер был слишком знойным, машины – слишком быстрыми. Только крабы благоденствовали.