Читаем Животный мир Индии и человек полностью

Коэль[105]. – Мы, англичане называем кукушку жизнерадостным гостем и предвестником весны, но мы не станем по её крику гадать, будет год удачным или нет, и не считаем её кукование лучшей из музык. С точки зрения человека Запада пение коэля, птицы семейства кукушковых, это не более чем утомительное повторение одной или двух высоких и чистых резонирующих нот. Тем не менее, восточная поэзия, которая в своём постоянстве подобна алгебре, всегда использующей ограниченное число символов, официально возвела пение коэля на пьедестал, в качестве образца звукового совершенства. Таким образом, голос вашего любимейшего певца и все остальные прекрасные звуки, какие только может уловить человеческое ухо, отождествляются с кукованием коэля. Сапожник из Дели или вышивальщик из Лакхнау могут сообщить вам об особенностях пения других птиц, но они не так уж много читают классической поэзии и полагаются исключительно на свои уши и на свой слух. Англичане в Индии недолюбливают коэля. С неприязнью слушая его кукование, напоминающее, что пора вытаскивать панкху[106], проверять, в полном ли порядке термантидот[107], и готовиться к долгой пытке индийского лета, подобной мучениям Св. Лаврентия[108]. И им остаётся только тосковать об английской весне.

«Ах, маленький коэль, поющий на альбиции[109],В моих ушах, как похоронный звон, разносится твоих рулад трезвон,Ты мне, изгнаннику, прошу я, спой, хоть что-нибудь об Англии весной…»[110]

Местные жители говорят, что вороны ненавидят коэля, потому что он выбирает их гнёзда для кладки яиц, что весьма вероятно[111]. Я видел, как вороны сообща набросились на коэля, но стаи ворон, как шайки лондонских уличных мальчишек, всегда готовы атаковать любого чужака.

Красноголовый бородастик. – Красноголовый бородастик (Xantholaoema haemacephala) ещё одна птица, громко приветствующая весну. Это красивая птичка с малиновой грудкой и её трель «ток, ток» заполняет всё окружающее пространство, словно чеканка молотка медника, колотящего по медному тазу[112]. У этой трели такой же ритм, и при каждом громком крике птица покачивает своей головкой направо и налево попеременно. Сэр Эдвин Арнольд[113] в своей поэме «Свет Азии» несколькими словами описал индийскую весну:

«… В зарослях мангоМелькали нектарницы[114]. Одна в своей зелёной кузницеТрудилась громкая птица-медник.…»

Но когда лихорадка или головная боль уложит вас в постель, вы ото всей души пожелаете, чтобы шумная птичка вместо того, чтобы трудиться взяла себе выходной или устроила забастовку.

Воробей. – Похоже на то, что здесь, в Индии, для местных жителей воробей не более чем пустое место, что-то вроде назойливой пернатой мухи, от которой можно отмахнуться – но ни в коем случае не причинить ей боль или оставить на голодную смерть. Индийский воробей размером поменьше своего европейского собрата и к нему терпимо относятся как индусы, так и мусульмане. Во дворах мечетей иногда можно увидеть сделанные из кирпичей красивые кормушки-поилки с отделениями для корма и воды, и на ветках деревьев около усыпальниц, над местами, где сидят прихожане, повсюду расставлены глиняные блюдца с кормом и водой – всё для воробьёв. Индийская поговорка, приведённая в словаре Фэллона[115], гласит: «Птички божьи порхают в божьих полях! Ешьте, птички, ешьте до отвала!»[116] Эти благочестивые и сердечные слова на практике легко уживаются с точной оценкой сущности этой птицы – мелочной и дерзкой. Огромную дань ежедневно собирают воробьи с полей и садов по всей стране и с настолько же доступных для них корзин торговцев зерном. Самый набожный индус энергично отгоняет воробьёв от своих товаров, поскольку и ему тоже необходимо заботиться о хлебе насущном.


Терракотовая поилка-кормушка (В деревенской мечети в Пенджабе)


Но, несмотря на то, что воробьи на редкость назойливы, здесь вы редко услышите проклятия в их адрес, какие, несомненно, раздаются в Америке, где эту птицу считают моровым поветрием, худшим типом иммигранта, нанесшим значительный вред стране.[117] Причиной может быть то, что те же самые законы регуляции, которые позволяют воробью безбоязненно заниматься грабежом, также распространяются на ястреба, сорокопута, ласку и дикого кота, которые, ограничивая численность воробьёв, поддерживают справедливый баланс. Однако же, когда вы прислушаетесь к разговорам местных жителей, вы сможете услышать, не смотря на безграничное восточное терпение, много резких слов о птичьих грабежах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство