Животный мир Индии и человек

Сопутствующие детали, сопровождающие соколиную охоту, не лишены своего очарования, особенно во время ясной прохладной погоды зимой в Пенджабе. Я помню, как ехал по широкой песчаной равнине со скудной растительностью, чтобы присоединиться к компании сокольников. Дул свежий ветер и вдалеке заснеженные отроги Гималаев искристо сверкали белизной на ярко-голубом фоне. Вереница слонов в блестящей, пёстрой, отделанной золотом сбруе и с хаудах[126] была единственной декорацией, украшавшей обширное, выметенное ветром почти бесцветное пространство и даже красно-синий узор, намалеванный на гигантских слоновьих лбах, выглядел утончённым и изящным. Причудливые геральдические монстры, отчеканенные на серебряных пластинах, со стеклянными глазами, покрывавшие каждый хаудах, и переливавшиеся всеми цветами радуги широкие красные, шитые золотом попоны, вблизи резали бы глаза, но здесь, на расстоянии, они прекрасно сочетались с кавалькадой всадников, одетых в алое с золотым шитьём. Своры собак, натягивая поводки, сердито ворчали и огрызались, и пёстрая толпа загонщиков ёжилась от холода в лучах утреннего солнца. Остро предвкушая предстоящую охоту, соколы резко вертели головами, дёргая и натягивая опутенки, словно стоящие на якорях корабли во время шторма. Но когда, в конце концов, были обнаружены дрофы и на них напущены соколы, дрофы сумели ускользнуть целыми и невредимыми, а один из соколов был утерян. Как человек, никогда не получавший удовольствия от охоты и никогда не владевший огнестрельным оружием я не нахожу личной вины в этом происшествии, но когда люди принимаются за какое-нибудь дело, они должны сделать его как следует.

Соколы, по-видимому, часто теряются, местная деревенская поговорка о могаре, мелком итальянском щетиннике[127], утверждает, что его выращивать «так же рискованно, как держать сокола».

Я слышал и о других охотничьих историях, в которых сокол делал всё, что ему положено делать, как описано в книгах о соколиной охоте, и я видел, как должным образом обученные соколы возвращаются назад к приманке, получая в награду кусок только что убитой вороны, и т. д., но я твёрдо убеждён, что лучшее в соколиной охоте – это прогулка на свежем воздухе в дружеской компании. Любой, кто имеет привычку наблюдать за птицами в Индии, может увидеть достаточно много вольных соколов – сорокопута[128], который в городском саду может поймать воробья почти такого же размера как он сам, храброго и свирепого как тигр ястреба-перепелятника[129], и на горных склонах других соколов двух или трёх видов.

О лодыре и нахлебнике говорят: «Вы обучаете сокола, который будет сидеть на чужой руке». «Не зная петушиных боёв, решил заняться соколиной охотой!» – остроумная насмешка над простаками всех видов.

Птичья кунсткамера. – О бекасе рассказывают странную небылицу. Полагают, что эта птица спит на спине, так как она воображает, что таким образом удерживает небесный свод своими тонкими лапками. Точно также некоторые двуногие прямоходящие, воображают, что они – чуть ли не центр мироздания. Чёрно-белого зимородка называют сорвиголовой из-за его внезапного, головокружительного броска в воду за добычей. Забавная параллель в терминологии проявляется в наименовании белой трясогузки, которая обитает на берегах ручьёв и прудов, в тех же самых местах, где стирают бельё, и поэтому её называют dhobin или прачка. Во Франции эта же птичка с теми же самыми повадками известна под названием lavandi`ere[130].

Мусульмане-шииты сложили множество легенд о своих героях-мучениках имамах Хусейне и Хасане, убитых в Кербеле[131]. По одной из них красивый Королевский ворон или дронго[132] принёс воды умирающему имаму Хусейну, в то время как голубь собрал в свой клюв капли его священной крови и доставил их в Медину, принеся, таким образом, весть о его мученической смерти.

В Рамаяне Тулсидаса в переводе Ф.С. Гроуза[133], – в книге, которую должны изучить все, кто хочет знать, что собой представляет современная индийская поэзия, её слащавые гротескные обороты, её искусные метафоры, её настоящее отношение к героизму и благородству, а также и её утомительное и нудное многословие, – так вот, в этой поэме имеется замечательное описание армии бога любви Камадевы, в которой некоторые птицы принимают несвойственные им роли, отличные от тех, что были описаны выше в этой главе: «… галдящие кукушки – это его яростные слоны, цапли – его быки, верблюды и мулы; павлины, чакоры (куклики, красноногие куропатки) и попугаи – его боевые кони; голуби и лебеди – его арабские скакуны; куропатки и перепела – его пехотинцы; словами не опишешь всё воинство бога любви».[134] Предложение, которое, возможно, стояло вначале, заканчивает это затянутое описание: «Его (Бога Любви) громадная сила заключена в женщине: тот, кто сумеет преодолеть её – в самом деле могущественный борец».[135]